Кибероружие. Кибервойна, так ли она опасна и какие могут быть последствия для воюющих сторон Отличия от вирусов и других вредоносных программ
Кибератака является привлекательным вариантом действий в ходе войны. Государства могут счесть целесообразным оказывать влияние или принуждение на другие страны посредством военных кампаний в киберпространстве, пользуясь анонимностью и возможностью отрицания. В недавнем прошлом было несколько раз показано, что использование вредоносного программного кода может вызвать физическое разрушение критически важных инфраструктур путем манипуляций с промышленными системами управления. Кибератаки также свели к минимуму необходимость рисковать личным составом или дорогостоящим оборудованием.
Вредоносный код также является многоразовым, представляя собой практически бездонную обойму для будущих атак. Однако подобные преимущества «чистой» войны также имеют темную сторону. Учитывая удобство, быстроту и снижение потерь личного состава, также существует соблазн использовать кибератаки часто, и, возможно, оказывать предпочтение им вместо участия в длительных или тщетных переговорах. Кроме того, экстремистские группы могут оказаться в состоянии приобрести копии вредоносного программного кода и анонимно использовать его против невоенных целей.
Устав ООН предусматривает руководящие принципы для обоснования ответных действий на кибератаки, являющиеся применением силы. Они приведены в статье 2 (4) - разрушительные действия, подходящие под определение «применение силы», и в статье 51 - разрушительные действия, подходящие под определение «вооруженного нападения», несущие угрозу государственному суверенитету. Однако большинство кибератак последних лет не смогли нарушить способность государств осуществлять свой суверенитет. Кроме того, в некоторых странах существуют правовые полномочия, обеспечивающие руководящие принципы проведения наступательных кибератак. В Соединенных Штатах, такие полномочия содержатся в:
Разделе 10 Свода законов США, где указано, что военные операции не требуют предварительных письменных решений до осуществления действий. Однако будет сложно отрицать проведение операций, осуществляемых согласно содержащимся в этом разделе полномочиям.
Разделе 50 Свода законов США , посвященному проведению тайных операций США. Используя содержащиеся в разделе полномочия, Президент должен предоставить письменное свидетельство, что операция осуществляется для реализации определенной задачи внешней политики и национальной безопасности.
Когда неясно, является ли кибератака применением силы в соответствии с Уставом ООН, то Раздел 50 делает возможным тайное проведение и отрицаемость действий.
Сообщения СМИ свидетельствуют о том, что кибератаки становятся все более изощренными и более скрытными. В случаях повреждения физического оборудования существует тенденция сравнивать вредоносный программный код с оружием. Но что такое оружие, и в каких случаях кибератаки на законных основаниях можно назвать кибероружием?
В США каждый вид вооруженных сил имеет закрепленное определение, что представляет собой оружие. В то же время, оружие должно также отвечать международным правовым стандартам. Статья 22 Гаагской и Статья 36 Женевской конвенций говорят о том что «средство», именуемое оружием, не может быть использовано вооруженными силами до проведения правовой экспертизы. Гаагская и Женевские конвенции предназначены для защиты гражданского населения от излишних страданий во время войны.
При этом можно продемонстрировать, что многие кибератаки также оказали непредсказуемый побочный эффект на гражданское население. «Таллинское Руководство по применимости международного права к вооруженным действиям в киберпространстве» было разработано после того, как Эстония подверглась разрушительным кибератаким в 2007 году. Руководство определяет кибероружие как «киберсредства ведения войны», которые созданы или используются для причинения вреда лицам или объектам. Это определение оружия не включает в себя уничтожение данных, если нет прямой связи с нанесением ущерба или работоспособностью компьютерной системы. Таким образом, если посредством кибератаки осуществлено умышленное повреждение или намеренное нарушение работоспособности компьютеров, то мы имеем дело с кибероружием. Однако, как показал реверс-инжиниринг и анализ недавних кибератак высокого уровня, существует несколько дополнительных характеристик, которые также должны быть учтены при формулировании более точного определения кибероружия.
В недавних сообщениях СМИ несколько примеров высокотехнологичных вредоносных кодов были названы кибероружием. В этих сообщениях были приведены результаты обширных исследований вредоносного кода под именами Flame, Duqu и Stuxnet. Сообщается, что эти три вредоносные киберпрограммы были использованы как часть комбинированной многолетней киберкампании, направленной на нарушение функционирования определенных объектов ядерной промышленности в Иране.
Возможно, что эта вредоносная киберкампания тайно проводилась на главных иранских объектах по крайней мере с 2006 по 2010 год, прежде чем была обнаружена сотрудниками служб безопасности, работающими за пределами Ирана. Следовательно, в дополнение к определению, данному в Таллинском руководстве, существующее поколение кибероружия может также потребовать учета следующих характеристик:
скрытность, которая позволяет вредоносным программам тайно функционировать в течение длительных периодов времени;
использование ряда вредоносных программ, которые сочетают в себе такие различные задачи, как шпионаж, хищение данных или саботаж;
специальные технологии, которые позволяют вредоносному коду обойти или обмануть защитную технологию управления кибербезопасностью.
Специальная технология, позволяющая обойти или обмануть системы кибербезопасности, в том числе те, которые должны защищать такие сверхсекретные промышленные объекты, как АЭС в Иране, называется атака «нулевого дня». Она представляет собой определенный вредоносный код, выполняемый перед основной вредоносной программой, и предназначена для использования уязвимости, которая является новой и неизвестной в целевой системе. Атака нулевого дня способна полностью или временно вывести из строя систему управления кибербезопасностью, и таким образом открыть целевую компьютерную систему для внедрения и начала работы основной вредоносной программы. Многие высококвалифицированные хакеры усердно работают над обнаружением новых уязвимостей в системах, которые позволяют создавать новые атаки «нулевого дня». Мотивацией для этих хакеров является то, что атаки «нулевого дня» можно дорого продать государствам или экстремистам. Атаки «нулевого дня», обнаруженные и разработанные высококвалифицированными хакерами, являются важной составляющей существующего поколения кибероружия.
Последней характеристикой, которая позволяет успешно использовать вредоносный код в качестве кибероружия, является то, что можно описать как «доскональное знание» целевых промышленных систем управления гражданской и/или военной техники. Хакеры, создавшие атаки «нулевого дня», которые были использованы в кибероружии, примененном в ходе кампании против Ирана, по-видимому, имели очень хорошее понимание о целевом промышленном оборудовании. Эти узкоспециализированные знания разработчика, используемые в создании различных вредоносных кодов для шпионажа и саботажа, являются тем, что делает существующее поколение кампаний кибероружия таким эффективным.
Однако у существующего поколения кампаний кибероружия также могут быть проблемы. Есть вероятность, что кибероружие выйдет из-под контроля. Например, Stuxnet, как сообщается, несколько раз обновлялся для расширения функциональности, и, в конце концов, вредоносный код вышел за пределы иранского предприятия по обогащению урана. Образцы Stuxnet были обнаружены во многих странах за пределами Ирана. Тем не менее, другие объекты не были повреждены, поскольку вредоносный код в Stuxnet был разработан для нападения только на специализированное оборудование на ядерном объекте в Иране. В будущем кибероружие, разработанное менее тщательно чем Stuxnet, также может неожиданно распространиться и, возможно, стать причиной побочного ущерба на других объектах.
В будущем среда и возможности для осуществления кибератак будут расширяться. В прошлом целями были промышленные системы управления критически важных инфраструктур, таких, как нефте- и газопроводы, а также гражданские электростанции.
По мере того, как в Интернете будет появляться больше подробной «доскональной» информации, вероятно, что в перспективе целями станут сложные военные объекты и системы вооружения, в том числе больше примеров нападений на ядерные объекты или системы командования, управления и связи (С3) плюс компьютерные системы (C4), и системы противоракетной обороны (как ракеты земля-воздух). Например, советский зенитно-ракетный комплекс БУК с помощью которого, как сообщается, в июле 2014 года был сбит рейс Malaysia Airlines 17, и погибло 298 человек, является тщательно разработанной системой, но может иметь уязвимости, и не обладает способностью самостоятельно отличить гражданские цели от военных. К сожалению, детальная информация о зенитно-ракетной системе БУК доступна в Интернете.
Техническая документация для этой системы, а также для нескольких российских ракетных пусковых установок может быть загружена из Интернета в виде достоверного программного тренажера, что позволяет любому изучать и практиковаться в базовом режиме работы нескольких советских зенитно-ракетных пусковых установок.
Другим примером роста уязвимости сложной военной техники является то, что Научный совет Министерства обороны США передал Пентагону секретный список систем боевого оружия, документация по которым была украдена в результате кибершпионажа. Список включает в себя проекты продвинутой ракетной системы Patriot, известной как PAC-3 (см. Washington Post, Эллен Накашима, от 27 мая 2013 года). В отдельном докладе, который также можно найти в Интернете, приведены результаты анализа уязвимостей в программном обеспечении системы национальной противоракетной обороны, в том числе ракетной системы Patriot PAC-3 («Using Genetic Algorithms to Aid in a Vulnerability Analysis of National Missile Defense Simulation Software» - JDMS, Volume 1, Issue 4, October 2004 Page 215–223, http://www.scs.org/pubs/jdms/vol1num4/imsand.pdf).
Подводя итоги, кибератаки становятся все более изощренными, и в случае, если имеются следующие характеристики - а) использование атак нулевого дня для обхода технологий кибер- безопасности, б) проведение кампаний с координированным использованием различных вредоносных программ, и в) использование скрытности при долговременном проведении вредоносных операций для шпионажа или саботажа - мы можем иметь дело с кибероружием. Правильное проведение атрибуции является затруднительным, а технологии, используемые для обеспечения кибербезопасности, становятся все менее адекватными при расширении задач защиты от кибероружия. Таким образом, классическая теория сдерживания, разработанная для ядерного оружия, не работает для кибероружия. Кроме того, есть вероятность, что кибероружие выйдет из-под контроля. В будущем кибероружие, разработанное менее тщательно, чем Stuxnet, также может неожиданно распространиться и, возможно, вызвать побочный ущерб.
В довершение ко всему, исследование примеров существующего поколения кибероружия также показало, что подробные и доскональные знания о целевой системе способствуют успеху диверсионной киберкампании. По мере того, как в Интернете (возможно, посредством кибершпионажа) появляется больше информации, описывающей детальные подробности и возможные уязвимости современного оборудования и сооружений, в том числе военной техники, они также могут стать целями для
будущих поколений кибероружия.
Есть много политических вопросов, связанных с кибербезопасностью и кибервойнами, которые заслуживают дальнейшего исследования:
Какие стратегии могут помочь в уменьшении/регулировании глобального распространения вредоносных атак нулевого дня/вредоносного программного обеспечения, предназначенных для ведения кибервойны?
Будущие наступательные кампании, скорее всего, уже развернуты и в настоящее время работают. Как можно обнаружить и изолировать их?
Существует ли и что собой представляет правомерность в рамках международного (и гуманитарного) права в вопросе использования/угрозы применения ядерного оружия в качестве возмездия против использования кибероружия?
Возможно ли создание механизма контроля над кибервооружениями? Если да, то сколько времени это займет, принимая во внимание что система контроля над ядерным оружием создавалась десятилетиями?
Является ли СБ ООН по-прежнему предпочтительным учреждением для осуществления глобального контроля над кибервооружениями?
Если да, должны ли постоянные члены СБ ООН открыто раскрыть все кибероружие, чтобы избежать Армагеддона в киберпространстве?
Маурицио Мартеллини
Центр международной безопасности Университета Инсубрия (Италия)
Клэй Уилсон
Система Американских государственных университетов
Материал подготовлен на основе доклада, представленного на Одиннадцатой научной конференции Международного исследовательского консорциума информационной безопасности в рамках международного форума «Партнерство государства, бизнеса и гражданского общества при обеспечении международной информационной безопасности», 20-23 апреля 2015 года г.Гармиш-Партенкирхен, Германия.
На сегодняшнем уровне развития информационных технологий, включая средства киберзащиты и цифрового нападения, такие страны как Россия и Китай могут успешно противодействовать планам развязывания крупномасштабной активной кибервойны со стороны таких потенциальных агрессоров, как США и их союзники, в первую очередь Великобритания, Франция, Израиль.
Правящая элита США отдает отчет в сегодняшней уязвимости своей страны перед угрозой сколько-нибудь масштабной цифровой войны. Пожалуй, это является главным фактором, сдерживающим переход пассивной фазы цифровой войны в активную, связанную с применением наступательных, разрушительных кибервооружений.
В этих условиях часть американской элиты делает ставку на конвертацию сложившегося превосходства Соединенных Штатов в сфере информационных и других технологий седьмого технологического уклада в создание кибервооружений нового поколения.
Эти кибервооружения и решения в сфере информационной безопасности США призваны преодолеть нынешний ассиметричный характер кибервойн и сделать страны – потенциальные противники США беззащитными перед американской кибермощью.
Вопросы новейших разработок в сфере кибервооружений естественно являются тайной за семью печатями американского военно-промышленного комплекса. Однако внимательный анализ тенденций развития информационных технологий и опубликованных в СМИ государственных документов США позволяют сделать ряд выводов о мерах, предпринимаемых по достижению неоспоримого кибердоминирования.
Еще в 70-90-е годы прошлого века в ходе исследований, направленных на создание искусственного интеллекта, проводимых в СССР, США и Японии была создана математическая база и алгоритмическая основа для так называемых самосовершенствующихся программ, заложены основы генетического и эволюционного программирования. Была создана математико-алгоритмическая база для разработки программ, которые могли бы самообучаться в зависимости от поступающих из внешней среды сигналов и соответственно трансформироваться в сторону все более эффективного выполнения своих функций. Позднее одно из ответвлений этого направления получило название «машинное обучение». В прошлом веке для практической программной реализации этого подхода не было аппаратных возможностей. Что называется, не хватало вычислительных мощностей.
В середине прошлого десятилетия критический порог был перейден, и машинное обучение, как основа для решения широкого круга задач стало активно развиваться и реализовываться на базе суперкомпьютеров. Наиболее известной демонстрацией возможностей машинного обучения и эволюционного программирования стал знаменитый Watson. В 2011 г. суперкомпьютер IBM победил экспертов, чемпионов американской версии «Своя игра». В настоящее время Watson активно используется для диагностических и прогнозных целей в здравоохранении, страховании и сфере национальной безопасности США.
Некоторые эксперты полагают, что огромные сети имплантатов, выполняющих шпионские функции, будучи подсоединенными к подобной экспертной системе и способные к машинному обучению, могут стать боевыми самообучающимися киберпрограммами. Образно говоря, передавая информацию в экспертную систему, они получают от нее команды, позволяющие этим программам, как бы самим достраиваться, адаптируясь к конкретным параметрам зараженных компьютеров и сетей. По мнению специалистов, скорее всего такие программы будут применяться не столько для разрушения, сколько для незаметного перехвата управления критически важными объектами и сетями потенциального противника.
Чтобы от машинообучаемых перейти к полноценным самоизменяющимся и самоорганизующимся программам, необходимо задействовать даже не сегодняшние суперкомпьютеры, а суперкомпьютеры следующего поколения с еще большей степенью быстродействия. В этом случае однажды разработанная многомодульная программа-имплантат, в зависимости от конкретных условий и стоящих задач, сможет достраивать свои модули, адаптироваться и предупреждать действия по ее обнаружению или уничтожению. Более того, недавно в специальных научных журналах а также в Wall Street Journal была опубликована информация о том, что такие самоорганизующиеся программы-имплантаты смогут выводить из строя объекты никак не подключенные к интернету, а функционирующие в закрытых сетях. Причем, в этих публикациях утверждается, что найден способ проникновения программ-имплантатов этого класса даже в отключенные сложные компьютеризированные объекты, линии, энергосистемы и т.п. При переходе этих объектов в активный режим программы реализуют свои задачи разрушения, либо перехвата управления.
На сегодняшний день самым мощным суперкомпьютером в мире является китайский Тяньэх-2. Большая часть компонентов этой системы была разработана в Китае. Однако, надо иметь в виду, что подавляющая часть наиболее мощных суперкомпьютеров принадлежит Соединенным Штатам и в отличие от Китая, соединена в единую распределенную сеть под эгидой АНБ и Министерства энергетики США. Но главное даже не это. Чтобы осуществить следующий скачок в скорости вычислений, необходимо переходить уже на уровень нанотехнологий. Летом этого года ведущие американские производители процессоров для суперкомпьютеров объявили о том, что к 2015 г. они смогут начать производство микропроцессоров, пока еще на основе кремния, но уже со значительным использованием нанотехнологий. Приближаются к подобному решению и японцы.
Китай, наращивая мощность суперкомпьютеров, пока, судя по оценкам экспертов, не имеет необходимой технологической базы для производства процессоров с использованием нанотехнологий. Ключевым вопросом в обеспечении превентивного доминирования в киберпространстве является способность декодировать защищенную специальными шифрами информацию, передаваемую как в интернете, так и в закрытых сетях государств – потенциальных противников. Согласно документу АНБ, обнародованному Сноуденом, «в будущем сверхдержавы будут появляться и приходить в упадок в зависимости от того, насколько сильными будут их криптоаналитические программы. Это цена, которую должны заплатить США, чтобы удержать неограниченный доступ к использованию киберпространства».
Уже давно Агентство на постоянной основе работает с IT-компаниями по встраиванию в их продукты закладок в интересах спецслужб США, а также ведет работу по целенаправленному ослаблению международных алгоритмов защиты данных. Поскольку именно американские компании являются поставщиками подавляющей части используемых в мире процессоров, маршрутизаторов, серверной инфраструктуры и т.п., становится понятным, что на сегодняшний день в подавляющем большинстве стран, в том числе в России, даже закрытые компьютерные сети весьма уязвимы для проникновения, а используемые системы шифрования в значительной части являются прозрачными для американских спецслужб.
Хотя в опубликованных Сноуденом документах и имеется информация, что службы США и Великобритании могут взломать любой шифр, используемый в интернете, это, по мнению подавляющего большинства специалистов, не является корректным утверждением. Более того, тесные контакты АНБ с производителями харда, в который они стремятся встроить соответствующие закладки, лишний раз подтверждает это мнение.
Проблема состоит в том, что мощностей нынешних суперкомпьютеров, даже в виде распределенной сети не хватает для уверенного взлома наиболее изощренных шифров, используемых в правительственной связи и коммуникациях спецслужб информационно продвинутых стран мира, включая Россию.
Однако, ситуация изменится с появлением на свет квантового компьютера. Собственно, одна из сверхзадач квантовых компьютеров как раз и состоит во взломе любого шифра, созданного на традиционных, доквантовых компьютерах. На сегодняшний день математически доказана справедливость подобной постановки задачи. Против квантового компьютера все доквантовые системы шифрования бессильны.
Хотя самих квантовых компьютеров пока нет, уже созданы многочисленные алгоритмы для них, а буквально в этом году по заданию IARPA разработан язык программирования Quipper. Работы по практическому созданию квантового компьютера ведутся в Соединенных Штатах в рамках проекта Quantum Computer Science (QCS) IARPA.
Немаловажно понимать принципиальное отличие IARPA от DARPA. Помимо прочего оно состоит в том, что проекты DARPA относятся к сфере двойных технологий, предусматривают оповещение о разработчиках тех или иных проектов и их результатах. Вся информация по проектам IARPA, кроме их наименования и условий, является секретной.
В 2013 году совершен прорыв и в аппаратном компоненте квантового компьютера. Компания Google, совместно с NASA запустила в эксплуатацию в рамках сети суперкомпьютеров квантовый модуль D-Wave Two. Это еще не полноценный квантовый компьютер, но при выполнении сложных вычислений с более чем 500 параметрами его мощность в тысячи раз превосходит производительность лучших суперкомпьютеров из списка Топ-500.
По осторожным высказываниям Google в ближайшие два-три года они собираются создать сеть, включающую несколько подобных модулей, работающих вместе с обычными суперкомпьютерами, которые по своим совокупным возможностям вплотную приблизится или будет равна полноценному квантовому компьютеру.
Когда это произойдет, то помимо прочего, любой шифрованный трафик окажется полностью открытым и свободно читаемым, а саморазвивающиеся программы позволят в этих условиях беспрепятственно ставить под контроль любые объекты и сети потенциальных противников. Тем самым будет достигнуто фактически неограниченное доминирование в киберпространстве. Электронные сети противника в любой момент могут быть разрушены или поставлены под полный контроль кибереагрессора, обладающего описанными выше программными и аппаратными средствами. Тем самым кибервойна закончится, не успев начаться.
Но и это еще не все. Летом 2013 года, несмотря на разоблачения АНБ и американского разведывательного сообщества, в Соединенных Штатах состоялся ряд совещаний по повышению уровня кибернетической национальной безопасности. Впервые за всю всерьез обсуждался вопрос создания общеамериканской электронной стены - фаервола. В этом случае весь интернет-трафик, входящий из-за рубежа подвергался бы глубокой инспекции пакетов, и любые подозрительные пакеты блокировались так же, как великий китайский фаервол блокирует нежелательные сайты. Участники обсуждения пришли к точке зрения, что это был бы лучший способ, но решили, что подобный подход будет невозможно реализовать на практике из-за американских реалий. Однако приведенные в докладе опросов американского общественного мнения и руководителей американских корпораций, а также подогреваемые СМИ истерия по поводу китайских и русских хакеров, могут создать питательную почву для практических шагов в этом направлении.
Согласно анализа, проведенного по открытым источникам экспертами Центра военно-промышленной политики Института США и Канады, американцы взяли курс на развертывание автономных спутниковых группировок, обеспечивающих защищенные электронные коммуникации и развертывание системы ПРО, нацеленной не столько против террористов, сколько против потенциальных американских конкурентов в космосе.
Спутниковые группировки призваны создать параллельную современному интернету защищенную систему электронных коммуникаций, завязанную на выведенную в космос суперкомпьютерную систему с квантовыми составляющими. Другая часть орбитальных спутниковых группировок призвана вывести из строя телекоммуникационные и электронные сети противников, способные функционировать в случае принудительного отключения обычного интернета. Наконец, система ПРО должны блокировать запуски ракет противников, нацеленных на орбитальные группировки и космическую платформу с центральным квантовым или квантовоподобным суперкомпьютером.
В этой связи возникает проблема разработки КИБЕРОРУЖИЯ СДЕРЖИВАНИЯ.
Недавно Президент РАН Владимир Фортов сообщил, что "Работы, проведенные под руководством академика Геннадия Месяца, позволили создать генераторы, испускающие очень короткие и мощные импульсы. Их пиковая мощность достигает миллиардов ватт, что сопоставимо с мощностью энергоблока АЭС. Это более чем в 10 раз превышает зарубежные достижения". Указанный генератор может быть размещен на носителе, выведенном в космос на низкую орбиту или в мобильном варианте на земле, либо даже на подводной лодке вблизи берегов потенциального противника. Использование такого генератора позволяет получить направленный мощнейший электромагнитный импульс, способный полностью вывести из строя любую электронику, независимо от ее защиты на весьма значительных площадях. Более того, имеются расчеты, показывающие возможность вывести из строя при помощи системы указанных генераторов энергосистемы, телекоммуникации, электронные сети, включая интернет, в самых разных странах мира, в том числе в США.
Какие выводы можно сделать из вышеприведенного анализа и складывающейся внешнеполитической ситуации?
1. События вокруг Сирии показывают, что у геополитических конкурентов России нет никаких моральных ограничений в реализации любых агрессивных планов и провокаций самого чудовищного типа (с уничтожением мирного населения химоружием для обоснования начала войны против суверенной страны в обход международного права). Поэтому скорейшая реализация концепции создания российских кибервойск в структуре вооруженных сил и разработка кибероружия сдерживания является в современный период не менее важной государственной задачей, чем поддержание в боевой готовности ядерного потенциала.
2. Информационный взрыв, связанный с опубликованием в открытой печати сверхсекретных материалов Сноудена о ведущейся кибервойне спецслужбами США против России и других стран, и применяемых при этом технологий, ставит задачу внесения серьезных корректив в государственную политику обеспечения кибербезопасности. Речь идет о пересмотре стратегических документов, увеличения бюджетного финансирования, ускоренной и качественной подготовки кадров, способных вести противоборство в киберпространстве.
3. Сдерживание цифровых войн XXI века невозможно без развития фундаментальных научных исследований самой различной направленности. По всей видимости, процесс реализации фундаментальных научных разработок как и прежде будет ориентирован в первую очередь на военные цели для достижения превосходства над потенциальным противником. Причем скорость реализации фундаментальных открытий в прикладных военных целях в условиях идущей информационной революции будет неизменно возрастать. Поэтому государственные бюджетные вложения в фундаментальные исследования должны быть качественно увеличены.
ЛОЗУНГ БЛИЖАЙШЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ: «ЦИФРОВАЯ ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!»
Общие характеристики
Существуют различные классификации и определения понятия «кибероружие»; Однако в целом под термином «кибероружие» понимается различные программные и технические средства, направленные на эксплуатацию уязвимостей в системах передачи и обработки информации или программотехнических системах .
Характерные черты
- Глобальный охват
- Практически мгновенная реакция
- Применяется для конкретных целей
Классификация
Российские эксперты выделяют 4 типа кибероружия:
- Элемент маркированного списка
Избирательная система -
1. Отсутствует физическое вмешательство; Воздействие на систему проходит информационным путем. 2. Воздействие происходит на строго определенную систему или на тип систем с эксплуатацией их уязвимостей. 3. Результатом воздействия является предсказанный и повторяемый результат. 4. Цель применения: нарушение нормального функционирования.
Западные эксперты Томас Рид и Питер МакБерни выделяют 3 типа кибероружия :
Возможные типы кибероружия
- Россия
Общедоступные утилиты работы с сетевой инфраструктурой и нагрузочного тестирования сетей на основании того, что их используют хакеры. Кибероружие может быть использовано только для полномасштабных глобальных боевых действий между одинаково мощными державами в первые несколько часов конфликта, до того, как коммуникационные сети будут нарушены или уничтожены
Отличия от вирусов и других вредоносных программ
Необходимо понимать, что не все вирусы и вредоносные программы являются кибероружием и наоборот. Существует очень тонкая грань в понимании того, что является реальным кибероружием, а что не является. Но поиск и нахождение точного понимания очень важно, так как:
- это имеет последствия для безопасности: если инструмент использован в качестве оружия, то может причинить вред одному или многим.
- Во-вторых, использование этой линии имеет политические последствия: безоружное вторжение политически менее взрывоопасное, чем вооруженное.
- В-третьих, линия имеет юридические последствия: выявление чего-то как оружия означает, по крайней мере, в принципе, что оно может быть объявлено вне закона, а его развитие, владение или использование могут наказываться.
Из этого следует, что линия между оружием и не оружием концептуально значима: определение чего-то как не оружия является важным первым шагом к правильному пониманию проблемы и разработке соответствующих ответов. Наиболее распространенной и, вероятно, самой дорогостоящей формой кибер-атаки является шпион.
Проблемы
Путем использования нескольких прокси-серверов или заражения компьютеров, трудно отследить конкретного вредоносного хакера или организации при любой форме атак. И даже если виновник найден, его трудно обвинить в преднамеренном военном действии, особенно из-за отсутствия правовых рамок. Сегодня проблема заключается в том, что мы живем в высокотехнологичном мире неопределенности, когда люди плохо подготовлены и не оснащены для этих новых угроз, которые могут нарушить связь, а также сетевой трафик на веб-сайты и могут потенциально парализовать поставщиков интернет-услуг (ISP) на международном уровне через национальные границы.
Случаи развертывания кибероружия
Инцидент, случившийся в 2009 году является первым случаем использования кибер-оружия: Stuxnet. Была использована часть вредоносного ПО, которая, как считается, является примером правительственного кибероружия, направленного на серьезное разрушение иранской ядерной программы. Вопрос ответственности за нападение было источником споров, но, в конце концов, считается, что это была совместная операция США -Израиля. Stuxnet был нацелен на завод в Натанзе, в Иране: отвернув клапаны и ухудшив центрифуги, оборудование было повреждено, и иранская программа обогащения урана эффективно замедлилась .
Встреча лидеров России и США в Гамбурге на саммите «Группы двадцати» показала интерес к сотрудничеству по вопросам безопасности киберпространства, однако последовавший за этим отказ Дональда Трампа от начавших было оформляться договоренностей, говорит о трудностях политических процессов происходящих, прежде всего, внутри США. Сложившаяся сейчас ситуация свидетельствует о переломном моменте, который способен оказать влияние на дальнейшее развитие всей системы международной информационной безопасности. Материал публикуется в рамках партнерства с Российским советом по международным делам (РСМД).
Кибероружие - что это?
Возможность использования информационных и коммуникационных технологий (ИКТ) в военно-политических целях становится фактором, оказывающим влияние на современные международные отношения. В докладе Группы правительственных экспертов ООН 2015 г. указывается, что ряд государств занимаются наращиванием потенциала в сфере ИКТ для военных целей. Использование ИКТ в будущих конфликтах между государствами становится всё более вероятным, а неразрешенные проблемы и противоречия указывают на важность темы и сложность диалога.
Во-первых, применяемые понятия и определения признаются лишь отдельными группами государств. Так, в странах ШОС, используется термин «информационное оружие», определяемое как «информационные технологии, средства и методы, применяемые в целях ведения информационной войны». Под это понятие можно подвести фактически любые ИКТ-инструменты – как специализированные, так и общедоступные: Интернет, социальные сети и базы данных, системы мобильной связи, телекоммуникационные системы и др. С другой стороны, например в странах НАТО, неофициальное определение кибероружия есть в «Таллиннском руководстве по применимости международного права к кибервойнам»: «кибернетические средства ведения войны, которые по своей конструкции, использованию или предполагаемому использованию способны привести к травмам или гибели людей; или повреждению или уничтожению объектов, то есть, привести к последствиям, необходимым для квалификации кибероперации как нападения».
В Объединенной доктрине киберопераций Министерства обороны США 2014 г. можно найти определение «средства в киберпространстве» – «устройство, компьютерная программа или метод, в том числе в любом сочетании программного обеспечения или аппаратных средств, предназначенное для оказания воздействия в киберпространстве или через него». Таким образом, в самом общем виде кибероружием (и здесь не учитывается информационно-гуманитарное воздействие) являются специализированные ИКТ-средства, которые предназначены для оказания деструктивного воздействия на компьютерные системы и сети, поддерживаемую ими инфраструктуру и/или хранящуюся в них информацию.
Во-вторых, до сих пор не определен ряд международно-правовых аспектов использования ИКТ в военных целях. Группа правительственных экспертов ООН в своем докладе 2013 г. подтвердила применимость международного права в информационном пространстве. Однако до сих пор не сформулировано четкого ответа на вопрос, как именно международное право должно применяться в киберпространстве. В частности, на данный момент не дано правовых определений кибероружию, вооруженному нападению в киберпространстве, комбатантам, и не описано, как обеспечить соблюдение прав мирного населения.
В-третьих, кибероружие представляет собой специализированное программное обеспечение, и это предопределяет возможности его создания, распространения и использования. Атаки могут осуществляться с использованием обычных персональных компьютеров, подключенных к Интернету. При этом известно, что вредоносное программное обеспечение и/или его компоненты (подобные уязвимостям «нулевого дня») можно приобрести, а специалистов – нанять. Низкий порог вхождения может привести к существенному расширению круга акторов, которым доступно кибероружие. Ими могут быть не только государства, но и террористические организации, и организованные преступные группы. Сейчас процесс распространения кибероружия практически не контролируется, а единственный механизм, который существует – Вассенаарские договоренности по экспортному контролю обычных вооружений и товаров и технологий «двойного применения» – является межгосударственным, и не затрагивает, например террористические или криминальные группы.
В-четвертых, на текущем этапе развития ИКТ нет механизмов быстрой и точной атрибуции кибератак. А в условиях, когда невозможно идентифицировать источник угрозы, существует вероятность, что обвинение в нападении будет сделано без приведения существенных фактов, на основании предположений и умозаключений, согласно политической конъюнктуре. Существует множество подобных примеров, в том числе недавние обвинения России во взломе серверов Демократической партии США – существенных доказательств предъявлено не было.
Кибероружие США – история и современность
США давно и активно используют ИКТ в военно-политических целях. Начало этому процессу было положено внедрением доктрины сетецентрических войн, которая была представлена в «Концепции развития вооруженных сил США до 2010 г.», принятой в 1996 г., нашла отражение в «Четырехлетней программе развития обороны США» 1997 г. и развита в последующих документах. Принятие доктрины сетецентрических войн было продиктовано стремлением повысить возможности участников боевых действий за счет их объединения в единую сеть и достижения информационного превосходства. Окончательно информационные операции закрепились в военном строительстве США в 1998 г. с появлением «Объединённой доктрины информационных операций» – документа, который предназначался для самого широкого распространения. Согласно этой доктрине, информационные операции включают в себя электронное противоборство (Electronic Warfare ), операции в компьютерных сетях (Computer Network Operations ), психологические операции (Psychological Operations ), мероприятия по дезинформации (Military Deception ), меры обеспечения безопасности проведения операций (Operations Security ). В «Концепции развития вооруженных сил США до 2020 г.» было отмечено, что в перспективе операции в информационном пространстве станут отдельным видом вооруженной борьбы и приобретут такое же значение, как операции в других средах – на воде, суше, в воздухе и космосе.
За первое десятилетие XXI в. произошли ключевые изменения во взглядах и подходах США к использованию ИКТ в военно-политических целях. В 2001 г. в очередной «Четырехлетней программе развития обороны США» кибероперации были выделены в самостоятельный вид военной деятельности, а собственно киберпространство было признано новой сферой противоборства. Следующим ключевым изменением стало создание в 2010 г. Киберкомандования, ответственного за проведение операций в киберпространстве, защиту военных систем и сетей и координацию киберобороны между всеми родами войск. При этом глава этой структуры также является руководителем Агентства национальной безопасности США, основная функция которого – радиоэлектронная разведка. Подобное двойное подчинение, а также «Меморандум о взаимопонимании», подписанный в 2010 г. между Министерством обороны и Министерством внутренней безопасности, способствовали скорейшему развитию потенциала Киберкомандования. Вскоре после этого, в 2011 г., представитель Министерства обороны США на слушаниях в Конгрессе подтвердил, что у Америки есть возможности проведения наступательных действий в киберпространстве, фактически признав этим наличие кибероружия.
Нельзя не отметить, что кибервозможности развиваются в тесном взаимодействии с частным сектором и гражданским обществом. Происходит активная агитация и рекрутинг талантливых хакеров. В начале 2012 г. ВВС США объявили открытый тендер на разработку комплекса специальных программных средств (фактически – кибероружия), которые смогут решать ряд задач: резидентное нахождение на компьютере предполагаемого противника, слежение за активностью информационных систем противника, выведение их из строя. Агентство перспективных оборонных исследований и разработок (DARPA ) Министерства обороны США в 2013-2016 гг. реализовало проект под названием «P lan X» . Он направлен на создание полуавтоматической системы, которая упростит использование вредоносных программ и снизит требования к квалификации соответствующего персонала. При этом единая архитектура аппаратно-программного комплекса и интерфейса пользователя позволит объединить множество вредоносных программ, разрабатываемых сторонними подрядчиками – возможно, в будущем в отдельных государствах будет создан легальный рынок не просто уязвимостей, а более продвинутого кибероружия. В мае 2016 г. система была испытана в ходе учений «Cyber Guard » и «Cyber Flag », и планируется к внедрению в работу Киберкомандования в 2017 г. Согласно действующим документам (в частности, речь идёт Директиве президента №20), в определенных случаях допустимо автоматическое реагирование на кибератаки, но при наличии риска существенных последствий необходимо принятие политического решения на уровне президента. Принимая во внимание вышеизложенное, можно сказать, что выстраивается определенная иерархия, в которой будет несколько категорий кибероружия. Одно будет применяться с ограничением по месту и времени действия, для решения задач, не требующих специального согласования – поражения компьютерных сетей и систем противника непосредственно на поле боя. Другое, более продвинутое, будет предназначено для выведения из строя критически важных объектов потенциального противника, и решение о его использовании будет приниматься на более высоком уровне, в рамках проведения специальных операций.
Некоторые вышеобозначенные аспекты получили развитие в Киберстратегии Министерства обороны США 2015 г. При этом наибольший интерес представляют следующие моменты. Заявлено, что специальные формирования для выполнения операций в киберпространстве будут разделены на три группы: подразделения киберзащиты (защита информационной инфраструктуры Министерства обороны), подразделения государственной обороны (защита государства и государственных интересов от атак высокого уровня) и боевые подразделения. Кроме этого, более четкое оформление получили концептуальные основы сдерживания в киберпространстве.
В 2016 г. президент Обама и другие официальные лица США признали, что проводятся наступательные кибероперации против информационных систем «Исламского государства». Представляется, что подобные заявления не следует рассматривать в качестве сигналов изменения политики в отношении открытости операций в киберпространстве. Например, до сих пор нет прямых доказательств участия того или иного государства в получившей широкую известность атаке на некоторые предприятия ядерной программы Ирана (в то же время у отдельных экспертов нет сомнений в том, что за этой атакой стоят спецслужбы США и Израиля). Сложность атрибуции препятствует установлению источника атаки стороной-жертвой, а атакующая сторона, как правило, не заинтересована в том, чтобы открыто говорить о своих действиях. ИГ же является квазигосударственным образованием, что предопределяет возможность разглашения информации об атаке и получения определенных политических дивидендов.
Перспективы развития
Объёмы выделяемого на деятельность в киберпространстве финансирования свидетельствуют о том, что это направление является одним из главных приоритетов Министерства обороны США. В 2014 г. сотни миллионов долларов были потрачены на создание специальных киберполигонов для подготовки специалистов, анализ киберопераций в целом, разработку специальных средств и создание поста главного советника по киберобороне. В бюджете 2016 г., по сравнению с 2015 г., до 100 млн. долл., возросло финансирование разработки технологий для киберопераций (фактически, кибероружия), 200 млн долл. заложено на поиск и оценку уязвимостей всех систем вооружения. Также планировалось увеличение числа служащих в Киберкомандовании до 6000 человек в 2016 г.
Бывший министр обороны США Эштон Картер заявлял, что в 2017 г. необходимо потратить дополнительно 900 млн долл. и довести ежегодный объём финансирования деятельности в киберпространстве до 6.7 млрд долл., а за следующие пять лет потратить в совокупности почти 35 млрд долл. Проекты бюджета на 2017 фискальный год более чем вдвое увеличивают финансирование наступательных и оборонительных операций ВВС США – в совокупности, с 20 до более 50 млн долл. а затраты на разработку технологий до 150 млн долл. Согласно одному из положений в проекте бюджета, Киберкомандование будет выведено из подчинения Стратегического командования и станет полноценным единым боевым командованием. Прежде всего, это позволит значительно ускорить процесс принятия решений; во-вторых, Киберкомандование сможет более активно участвовать в формировании бюджета, политики и стратегий Министерства обороны. Кроме этого, появится прямое подчинение новой структуры министру обороны и президенту США.
В ходе предвыборной кампании Д. Трампом было сформулировано четыре тезиса по обеспечению кибербезопасности:
- незамедлительное проведение специальной группой оценки киберобороны США и уязвимостей, в том числе на объектах критически важной инфраструктуры;
- создание под эгидой министерства юстиции объединенных рабочих групп для координации противодействия киберугрозам;
- подготовка министром обороны и председателем объединенного комитета начальников штабов рекомендаций для усиления Киберкомандования;
- разработка наступательных возможностей в киберпространстве, необходимых для сдерживания, и, при необходимости, реагирования.
Очевидно, что Д. Трамп не станет послом мира в киберпространстве. При этом государственный аппарат США обладает определенной инерцией, что позволяет сохранять преемственность власти. Например, Б. Обама в свой первый срок пребывания на президентском посту реализовывал скорректированный вариант «Всеобъемлющей национальной инициативы кибербезопасности», подготовленной ещё командой Дж. Буша мл. Учитывая настроения кандидатов и существующие тенденции, нельзя говорить о том, что после выборов США внезапно станут стремиться к всеобщему разоружению в киберпространстве – напротив, мы слышим прямые угрозы от высшего руководства США осуществить кибератаку (или послать некий «сигнал») против России. Такие беспрецедентные, и в определенной степени провокационные действия вызывают массу вопросов о дальнейшем развитии ситуации. В апреле 2016 года состоялась российско-американская встреча высокого уровня по проблематике международной информационной безопасности – и стороны договорились продолжать выстраивать взаимоотношения в указанной области в неконфронтационном ключе и в практическом плане активизировать двустороннее сотрудничество в целях борьбы с угрозами в сфере использования ИКТ в контексте международной безопасности. В то же время нет никакой информации, что летом, после приписываемых России атак на сервера Демократической партии, были использованы специальные горячие линии связи, созданные в рамках «Совместного заявления президентов Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки о новой области сотрудничества в укреплении доверия». В сентябре в ходе Саммита G20 в Китае Б.Обама заявил, в частности, что: «Целью является не рост эскалации в киберпространстве, и гонка вооружений, как было в других сферах, а постепенное установление норм и правил, чтобы все действовали ответственно». В октябре вышло «Совместное заявление Министерства внутренней безопасности и Управления директора национальной разведки о безопасности выборов», где уже прямо сказано, что летние хакерские атаки были осуществлены по указанию российских властей. А позже было объявлено, что США готовят «пропорциональный ответ действиям России».
Встреча лидеров России и США в Гамбурге на саммите «Группы двадцати» показала интерес к сотрудничеству по вопросам безопасности киберпространства, однако последовавший за этим отказ Д.Трампа от начавших было оформляться договоренностей, говорит о трудностях политических процессов происходящих, прежде всего, внутри США. Сложившаяся ситуация свидетельствует о переломном моменте, который способен оказать влияние на дальнейшее развитие всей системы международной информационной безопасности. С одной стороны, США могут продвигать свои правила игры в киберпространстве, не считаясь с интересами других. С другой стороны, может возобладать прагматичный подход, и правила будут сформулированы с более широким участием, чтобы учитывать интересы многих – возможно, в рамках Группы правительственных экспертов ООН.
Информационная война, в свою очередь, определяется как противоборство между двумя или более государствами в информационном пространстве с целью нанесения ущерба информационным системам, процессам и ресурсам, критически важным структурам, подрыва политической, экономической и социальной систем, массированной психологической обработки населения для дестабилизации общества и государства, а также принуждения государства к принятию решений в интересах противоборствующей стороны.
Вредоносные программы или уязвимости, против которых еще не разработаны защитные механизмы (по информации «Лаборатории Касперского»)
По оценке экспертов «Лаборатории Касперского», стоимость разработки вируса Stuxnet лежит в пределах 100 млн долл., по оценке компании Fortinet, стоимость базовых инструментов для создания ботнета типа «Zeus» начинается от 700 долл.
См., напр. David E. Sanger Confront and Conceal: Obama"s Secret Wars and Surprising Use of American Power. – NY.: Broadway Books, 2012. – 514 p.