Экстерриториальное действие исключительных прав преодолевается. Действие нормативных правовых актов по кругу лиц
Практика и формы экстерриториальности
Обычной практикой экстерриториальности является институт дипломатических и консульских привилегий и иммунитетов.
Однако, применительно к данному случаю термин «экстерриториальность» постепенно вытесняется более точными обозначениями различных форм иммунитета от юрисдикции иностранного государства. Это связано с тем, что ранее из принципа экстерриториальности делали вывод о том, что освобождаемое от уголовных, административных и экономических правовых норм, ответствующее лицо (или учреждение) считается как бы находящимся на территории государства, гражданство (или национальность, если речь идет не о физических лицах) которого оно имеет. Поскольку эта юридическая фикция может послужить обоснованием безграничного расширения иммунитетов и привилегий, термин экстерриториальность не рекомендуется толковать расширительно.
В истории экстерриториальность также могла быть навязана одним государством другому в одностороннем порядке, причем её действие не ограничивалось дипломатическим персоналом, а включало всех граждан страны (иногда в рамках определённой территории), пользующейся данным правом, и на граждан этой страны фактически не распространялись нормы и законы принимающей страны (неравные договоры )
Экстерриториальностью, например, пользуются военные базы в зарубежных государствах, а также здания, которые занимают учреждения ООН .
В некоторых отраслях международного права экстерриториальность сохранила своё значение. Например, в международном морском праве она применяется для характеристики статуса военного корабля в иностранном порту, поскольку такой корабль и в этом случае рассматривается как плавучая территория государства флага. Согласно статье 32 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года морские суда в пределах иностранной территории, если оказались там законным путём, пользуются экстерриториальностью.
Экстерриториальностью также пользуется и военное воздушное судно, находящееся на иностранной территории с согласия территориального суверена, поскольку оно считается частью территории государства, опознавательные знаки которого имеет.
Случаи и объекты, на которые распространён принцип экстерриториальности
- Неприкосновенность главы государства при визите в другую страну
- Штаб-квартира ООН в Нью-Йорке , учреждения ООН в Женеве , Вене , Найроби , а также здание Гаагского суда и здание Международного трибунала по морскому праву, Гамбург.
- Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств в Санкт-Петербурге .
- Штаб-квартира НАТО в Брюсселе и Штаб объединенных вооруженных сил НАТО в Европе (SHAPE) в Монсе .
- Базы НАТО в рамках договора Status of Forces Agreement
- Комплекс ЦЕРН (Европейского Центра ядерных исследований).
- Собственность Ватикана - резиденция Папы Римского в Кастель-Гандольфо .
- Территория транслятора Радио Ватикан в Santa Maria di Galeria.
- Штаб-квартира Мальтийского Ордена в Риме.
- Европейский центральный банк во Франкфурте-на-Майне
- Европейский патентный офис в Мюнхене
- Архипелаг Шпицберген в Норвегии
Примечания
См. также
Wikimedia Foundation . 2010 .
Синонимы :Смотреть что такое "Экстерриториальность" в других словарях:
Экстерриториальность … Орфографический словарь-справочник
- (лат.). Права владетельн. особ и членов посольства, во время пребывания в чужих краях, стоять вне закона, той страны, где они находятся. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОСТЬ [Словарь иностранных слов русского языка
экстерриториальность - и, ж.exterritorialité f. 1. Изъятие иностранцев из местного законодательства, право их подлежать действию законов своего государства во время нахождения в иностранном государстве. Право экстерриториальности. Уш. 1940.< В посольстве> под… … Исторический словарь галлицизмов русского языка
Современная энциклопедия
Иммунитет Словарь русских синонимов. экстерриториальность сущ., кол во синонимов: 1 иммунитет (6) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин … Словарь синонимов
Экстерриториальность - (от латинского ex из и territorialis относящийся к данной территории), подчинение граждан, юридических лиц, дипломатических представителей на территории иностранных государств законам своего государства и их полный иммунитет от юрисдикции… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
- (лат. ex вне + territorialis букв. внеземельность) статус физических или юридических лиц, учреждений либо объектов, изъятых из под действия местного законодательства и подпадающих (частично или в полном объеме) под действие законодательства… … Юридический словарь
- (от экс... и лат. territorialis относящийся к данной территории) подчинение законам собственного государства и полный Иммунитет от юрисдикции иностранного государства (см. также Иммунитет дипломатический) … Большой Энциклопедический словарь
Особые преимущества (неприкосновенность личности и жилища, неподсудность местным уголовным и гражданским судам, освобождение от повинностей и налогов), взаимно предоставляемые государствами иностранным дипломатическим представителям.… … Экономический словарь
- [тэ], экстерриториальности, мн. нет, жен. (от лат. ех из и territorialis находящийся на какой нибудь территории) (Право). Изъятие иностранцев из местного законодательства, право их подлежать действию законов своего государства во время нахождения … Толковый словарь Ушакова
Вопросы теории и истории государства и права
О ТЕРРИТОРИАЛЬНОМ И ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОМ ДЕЙСТВИИ ПРАВОВЫХ НОРМ
© Белякович Е. В., 2006
Белякович Е. В. - аспирантка кафедры теории и истории государства и права Юридического института ИГУ
На определенной стадии развития общества возникает необходимость при помощи юридических средств упорядочить общественные отношения, ввести их в определенные рамки, обеспечить их дальнейшее развитие, т. е. известным образом юридически воздействовать на них. На всем протяжении своего развития общество выработало многообразную систему средств и способов регламентации поведения людей. В связи с необходимостью согласования потребностей, интересов отдельного общества и сообщества людей в целом осуществляется целенаправленное воздействие на поведение людей. Правовое регулирование представляет собой один из видов социального регулирования и выступает как определенное воздействие на общественные отношения, осуществляемое при помощи правовых средств и имеющее своей целью упорядочение данных отношений.
Нормы права, призванные регулировать общественные отношения, содержатся в официальных документах - нормативно-правовых актах. Действующие в том или ином государстве нормативно-правовые акты согласованы между собой и образуют целостную систему, именуемую системой законодательства. Вопросы понятия юридического действия нормативно-правовых актов, действия нормативно-правовых актов в пространстве и во времени имеют важное значение как для правотворческого процесса, так и для деятельности по реализации правовых норм. Именно нормативно-правовой акт как внешняя форма права определяет, какие общественные отношения регулируют содержащиеся в акте нормы права, когда они начинают действовать, на какую территорию они распространяются, какой категории лиц касаются.
Таким образом, пределы действия правовых норм определяются чаще всего пределами действия нормативно-правовых актов, в которых данные правовые нормы содержатся.
Пределы действия нормативно-правового акта обычно устанавливаются по трем основным параметрам: по времени, территории и кругу лиц. Иногда добавляют и четвертый параметр: определенную сферу общественных отношений, которую регулируют содержащиеся в нормативно-правовом акте нормы права, и говорят о предметном действии нормативно-правовых актов1.
Из указанного выше более детально рассмотрим пространственные пределы правового регулирования, а для того чтобы их определить и охарактеризовать необходимо рассмотреть действие правовых норм в пространстве.
Действие норм права в пространстве определяется как их действие в пределах определенной территории. Нормативно-правовые акты государства распространяют свое действие на всю территорию данного государства. Это правило вытекает из характеристики власти государства как власти суверенной. Именно вследствие государственного суверенитета действие нормативно-правовых актов государства на его территории безраздельно и исключительно.
По территориальному критерию все нормативно-правовые акты подразделяются на акты, действие которых распространяется на всю территорию государства и акты, охватывающие определенную ее часть.
На всей территории государства действуют, например, конституционные и обыкновенные законы - «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации» - ч. 2 ст. 4 Конституции РФ.
Однако акты, изданные в порядке текущего законодательства, могут охватывать и строго определенную, ограниченную часть территории. В России таковыми могут быть, например, законы, указы Президента или Постановления Правительства, касающиеся определенных районов или всего Крайнего Севера, Дальнего Востока и других регионов.
Проблема территориального действия нормативно-правовых актов особую актуальность приобретает в федеративных государствах. Здесь заслуживает внимание два момента: соотношение территориальных пределов действия нормативно-правовых актов Федерации и субъекта Федерации и различных субъектов Федерации.
Таким образом, относительно действия норм права в пространстве существует общее правило - нормативно-правовые акты, установленные и санкционированные государством, распространяются и действуют на территории данного государства. Однако возможны ситуации, когда действие норм права выходит за границы территории государства, т. е.. действуют экстерриториально (экстерриториальность - от лат. ех - из, вне и territorialis - находящийся на какой-нибудь территории). Это обусловлено современными условиями, где широко развиваются экономические, политические, торговые, финансовые и иные связи между государствами, и поэтому особую значимость приобретает применение норм международного права к внутригосударственным отношениям. Например, Конституция РФ в связи с этим устанавливает, что общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры России являются составной частью ее правовой системы. В случае, «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмо-
тренные законом, то применяются правила международного договора» (ст. 15).
Аналогичные нормы содержатся и в конституциях ряда других государств. Так, в Конституции Испании говорится, что «международные договоры, заключенные в соответствии с установленными требованиями после их официальной публикации в Испании, являются составной частью внутреннего законодательства»2. Это означает, что они применяются для регулирования отношений, возникающих на территории Испании, на тех же основаниях и в том же порядке, что и нормативно-правовые акты, действующие внутри самого государства.
Для любого явления, в том числе и правового, необходимо наличие причин, предпосылок его появления. Причины возникновения экстерриториального действия норм права обусловлены следующими обстоятельствами.
Римское право приобрело общечеловеческую ценность тем, что оно из национального права одного небольшого народа превратилось в универсальное право всего античного мира. Но самое главное, римское право является основой, так называемым фундаментом науки юриспруденция, в связи с чем возникает необходимость обращения к положениям римского права при рассмотрении любого правового явления.
Древнеримское право признавало субъектом права только римского гражданина (civis romanus), иностранец считался врагом (hostis), стоящим вне охраны закона. Он мог быть захвачен в плен и превращен в раба.
Развитие торговых отношений с другими народами привело к тому, что старые римские воззрения на чужестранца как на врага, стоящего вне закона и лишенного всяких прав, не могли сохраниться. В республиканском Риме чужестранцы стали называться перегринами. Их правоотношения между собой, а также с римскими гражданами подчинялись юрисдикции особого претора (praetor peregrinus) и регулировались особым правом.
Когда все свободные люди Римской империи были объявлены римскими гражданами, права, принадлежащие римским гражданам, были распространены и на прежних перегринов.
Однако во многих местах Римской империи сохранялись местные обычаи (преимущественно в семейных отношениях). Но-
вейшие исследования показали упоминание в памятниках римского права случаев, когда ставился вопрос о «выборе компетентного правопорядка»3, но нет указаний на развитую систему коллизионных норм. Во всяком случае, как показывают исследования, источники римского права не содержали нормативного материала, который подтверждал урегулирование действия права за пределами империи.
Когда Западная Римская империя пала и ее территория была занята варварскими племенами, которые принесли с собой свои обычаи, нравы, это привело не к уничтожению, а к ограничению действия римского права: оно продолжало действовать в отношении римлян, варварские племена продолжали жить на основе своих обычаев; при этом каждый сочлен того или иного племенного единства (бургундец, аллеман, франк, гот) подчинялся своему племенному праву. Господствовало не территориальное начало, подчиняющее всех лиц, живущих на данной территории, единому праву, а персональное начало. В начале IX в. архиепископ лионский Агобард писал: «Часто бывает, что из пяти лиц, которые идут или сидят вместе, каждый живет под действием своего собственного права»4.
Но персональное начало господствовало. Как при этом разрешались споры, участниками которых были представители различных племен, - это по состоянию источников, не может быть установлено с полной достоверностью. Полагают, что, например, применялся обычай ответчика, способность к совершению договора определялась для каждой стороны по ее личному обычаю, наследование происходило по обычаям насле-дователя, брак совершался по обычаям му-жа5.
С того времени как в Западной Европе оформились феодальные отношения, на смену персональному праву пришел территориальный принцип: франк, бургундец, аллеман, ставший вассалом и зависимым держателем земли в отношении вышестоящего феодального сеньора под условием службы последнему, не мог в отношении своего сеньора ссылаться на персональное право; он должен был признать, что подчинился праву сеньора, которое носило территориальный характер: оно применялось в отношении всех лиц, живущих в пределах данного государства-поместья. Чужеземец считался бесправным; лицо, переходившее
под власть нового сеньора теряло прежние права; оно получало новые права как пожалование от нового сеньора. В подобных условиях не было, по общему правилу, места для признания чужестранных обычаев. В феодальном государстве-поместье все права, как правило, были «реальными», местными. Omnes consuetudines sunt reales6
Вот принцип, положенный в основу таких памятников среднивековья как Саксонское Зерцало, Швабское Зерцало и другие кодификации местного феодального права.
Строгое проведение территориального начала и принципиальное непризнание за чужестранцами каких-либо прав соответствовали условиям замкнутого натурального хозяйства в государстве-поместье эпохи раннего средневековья. Но даже и в ту эпоху абсолютное непризнание всего чужеземного не могло иметь места там, где существовал более или менее развитый оборот. Иноземные купцы уже тогда пользовались покровительством феодальных государей и получали от них привилегии на право торговли.
На примере источников Древней Руси можно также проследить расширение пределов действия правовых норм.
Так, в памятнике древнерусского права
Договоре князя Олега с греками 911 года содержится следующая норма (ст. 13): «О русских, находящихся на службе в Греции у Греческого царя. Если кто из них умрет, не завещав своего имущества, а своих родственников у него в Греции не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому он написал распоряжение наследовать имущество, возьмет имущество и наследует в нем»7.
Приведенная норма, цель которой воспрепятствовать захвату имущества византийскими властями, очевидно, была предпосылкой того, что наследование здесь происходит по обычаю русских. Прямые указания на обычай русских имеются в договоре князя Игоря с греками 944 года.
В Русской Правде содержится ряд норм о торговых сделках с «гостями» - чужеземными купцами. В пространной редакции по первому Троицкому списку (ст. 55)8 говорится о праве «гостя» получать удовлетворение из имущества несостоятельного должника преимущественно перед «домашними» кредиторами.
Необходимо упомянуть о некоторых правовых явлениях в жизни Новгорода Великого, возникших в условиях его торговли с Западом. Сюда относится договор 11891199 г г. Новгорода с Готским Берегом и немецкими городами; в нем, в числе других условий, сказано о беспрепятственном проезде готландцев и немцев в Новгород; о том, что чужестранца нельзя сажать в тюрьму за долги9.
В дальнейшем связи Новгорода с Западом привели к возникновению в Новгороде немецкого двора с его уставом («скра») и ряду договоров Новгорода и других русских городов с городами Ганзы.
Представленные положения древнерусских памятников, направленные на охрану права чужеземцев, являются зачатками определения пространственных пределов действия правовых норм.
Постепенно возникает и формулируется принцип суверенитета - верховенства государственной власти, ее независимости. Всякая государственная власть распространяется только на определенную территорию, распространение же велений государственной власти вне территории данного государства есть нарушение суверенитета другого государства. Поэтому принцип суверенитета и принцип территориального действия законов взаимосвязаны самым тесным образом: власть государства ограничена его территориальными пределами и действие его законов не выходит за эти пределы.
Однако принцип строго территориального действия законов очень скоро вступает в противоречие с развитием экономических связей между странами, вызванным возникновением торговых отношений. Каждое государство вольно устанавливать любые нормы и любым образом регулировать отношения своих граждан с гражданами другого государства, только если это регулирование не наносит ущерб интересам граждан другого государства.
Постепенно от строго территориального принципа государства приходят к признанию экстерриториального действия некоторых законов.
В настоящее время уже не подвергается сомнению то, что законы имеют территориальное действие, но в особом порядке и в особых случаях и экстерриториальное действие.
Сказанное главным образом относится к международным, межгосударственным от-
ношениям. Однако вопрос о территориальном и экстерриториальном действии законов возникает и по отношению к правовым нормам, издаваемым властью территориальных единиц данного государства.
Принцип территориального и экстерриториального действия закона неодинаково осуществляется в различных отраслях права. Наиболее строго территориальный принцип соблюдается в таких отраслях, как государственное, административное, уголовное, процессуальное право, а наибольшая экстерриториальность наблюдается у норм гражданского, коммерческого, семейного права.
В настоящее время существует множество теорий экстерриториального действия законов. Наиболее распространенными являются следующие: теория «международной вежливости», теория «приобретенных прав», теория «международной общности» и «национальная» теория, которые и будут рассмотрены ниже.
Теория «международной вежливости» (comitas gentium) - одно из наиболее старых учений о применении иностранного закона. Эту теорию защищали Губер, Гер-циус, Иоганнес Вут, Ливермур и др. и говорили, что все законы носят строго территориальный характер и применяются ко всем лицам, пребывающим на территории данной провинции, и не имеют действия вне этой провинции10. Признание же действия иностранных законов происходит лишь в силу «международной вежливости» и допускается постольку, поскольку такое признание не умаляет суверенитета провинции и прав ее граждан.
Исходя из принципа международной вежливости, Губер утверждал, что право- и дееспособность лиц, домицилированных за границей, определяются по закону их домицилия, а И. Вут ограничивал возможность применения иностранного закона теми случаями, например, когда сделка направлена на передачу движимости; только в этом случае, писал он, дееспособность может определяться по закону домицилия.
Таким образом, суть теории «международной вежливости» заключается в следующем: иностранный закон не применяется в другом государстве, но в порядке взаимного уважения суверенов и международной вежливости он может быть применен к некоторым отношениям.
Ссылка голландских юристов на comitas некоторыми исследователями понимается как отрицание каких-либо правовых норм международных или внутренних, которые обязывали бы судью к признанию действия иностранных законов: суд вообще не обязан признавать действия иностранного права, но из соображений международной вежливости может в порядке исключения допустить такое действие, если сочтет это соответствующим интересам внешних сношений. Таким образом, теория «международной вежливости» ставит применение иностранного права в зависимость от усмотрения судей. Например, имеется ссылка в британском решении 1921 года по делу Лютера Сегора, вынесенном судьей Скрето-ном, в котором суд признал действие советских декретов о национализации частной собственности и подчеркнул, что непризнание этих декретов «было бы серьезным нарушением comity».
Слабость теории «международной вежливости» состоит в том, что она связывает применение иностранных законов с признанием суверена. Между тем имеют место случаи применения законов государств, не получивших признания (например, применение советских законов в ряде стран до признания Советского Союза). Эта теория исходит из того, что всякое государство заинтересовано в наиболее широком применении своего закона. Но иногда данному государству вообще безразлично, закон какого государства будет применен к некоторым случаям. Более того, довольно часто его интерес состоит именно в том, чтобы был применен не его, а иностранный закон.
Наконец, теория эта противоречит тому факту, что во время войны принимаются во внимание юридические решения, вынесенные согласно законам враждебного государства. В этом случае применение закона враждебного государства никак не может быть объяснено «вежливостью», которая несовместима с военными действиями.
В первой половине XIX в. сначала в США, а затем в Англии сложилась теория «приобретенных прав», основоположником которой считается член Верховного суда США Джозеф Стори.
Теория «приобретенных прав» в основном может быть сведена к следующим положениям.
Государство вообще применяет лишь собственное право, но может признавать
субъективные права, основанные на иностранном законе (так называемые приобретенные права - vested rights).
Когда речь идет о правах, основанных на иностранном законе, он рассматривается судом как существенное фактическое обстоятельство, служащее доказательством наличия «приобретенного права». Таким образом, в тех случаях, когда суды обращаются к иностранному закону, они рассматривают его не как право, а как фактическое обстоятельство. Поэтому «доказывание» иностранного закона происходит на тех же основаниях, что и доказывание фактических обстоятельств, существенных для дела. Судья не обязан знать иностранного права.
Из всех начал теории «приобретенных прав» основным является территориальный принцип. Остальные принципы носят производный характер. Отсюда стремление подчинить иностранцев, вступающих в деловые отношения с местными фирмами, собственному праву.
Кратко говоря, сущность теории «приобретенных прав» сводится к тому, что приобретенное должным образом в какой-то стране право должно защищаться и во всякой другой стране.
Теория, провозглашающая защиту «приобретенных прав» и вместе с тем низводящая иностранную правовую норму, на которой основано такое приобретенное право, до уровня фактического обстоятельства по данному делу, содержит внутреннее противоречие, ибо охрана субъективного права предполагает признание действия той правовой нормы, на которой это право основано.
Кроме того, далеко не все «приобретенные права» могут претендовать на защиту. Например, признание английским судом составленного во Франции олографического завещания означает не что иное, как применение французского закона о форме завещательных распоряжений. Если же содержание иностранного законодательства устанавливается так же, как и всякое фактическое обстоятельство, то это может и не привести к охране приобретенных прав, т. е. прав, основанных на подлежащем применению иностранном законе. Несомненно одно: порядок установления содержания иностранного закона, основанный на применении правил доказательственного права, весьма расширяет сферу судейского усмо-
трения. Пользуясь этим, суды Англии и США неоднократно отказывали в признании действия социалистических законов под предлогом «недостаточной доказанности» их содержания; по существу, отказывали в признании прав, приобретенных под действием социалистического закона.
Следует указать момент, который образуется тем обстоятельством, что прежде чем защитить приобретенные права, необходимо выяснить, что они действительно приобретены. Данная точка зрения выражена Дайси и формулируется как в понятии «должным образом приобретенное право»11. Также вопрос о применении иностранного закона, ставится не только для защиты приобретенного права, но и по вопросам приобретения права и в случаях прекращения приобретенного права. Например, супруги-иностранцы хотят прекратить брачные отношения, хотя по их национальному закону развод запрещен; закон, таким образом ставится в направлении, обратном защите приобретенных прав. Суд страны, разрешающий развод, должен решить, применит ли он запрет развода национального права супругов.
Чешир, являющийся одним из авторитетных теоретиков международного права в Англии, утверждает, что доктрина приобретенных прав, «несомненно, подчеркивает одну из главных целей международного частного права, ибо... одной из элементарных обязанностей цивилизованного суда является беспристрастная защита существующих субъективных прав, хотя бы возникших за границей; ...но защищать субъективное право - значит привести в действие правовую систему, которая создала это субъективное право, ибо последнее не является самоочевидным фактом, а вытекает из закона»12. Главным возражением Чешира против этой доктрины является то, что из нее нельзя вывести указаний на подлежащее применению в конкретном случае право той или другой страны. Что надо считать в данном случае «приобретенным правом», которое подлежит защите, - на это доктрина ответа не дает. В этом смысле теория «приобретенных прав» предполагает известным в каждом конкретном случае то, что еще подлежит установлению.
Отвергая классическую доктрину «приобретенных прав», Чешир признает, что она имела положительную сторону, подчеркивала необходимость решений в духе международного общения.
Глава исторической школы Савиньи в VIII томе «Системы современного римского права», вышедшем в 1849 г., развил теорию «международной общности»: народы находятся между собой в постоянном общении, вызываемом взаимной выгодой. Этому общему положению Савиньи придавал надгосударственное значение. Савиньи утверждал, что проблема сводится к локализации правоотношений в пространстве: всякое правоотношение тяготеет к определенному месту по своей природе. Для каждого правоотношения надо отыскать его основную связь с определенным правопорядком, действующим на определенной территории. Эту связь Савиньи именует «оседлостью правоотношения» (Sitz des Rechtsverhal-tnisses)13. При этом руководящую роль играет воля сторон, которая может свободно подчинить правоотношение определенному правопорядку - отечественному или иностранному.
Все государства заинтересованы в наиболее правильном регулировании возникающих отношений, а это может быть достигнуто, если суды отойдут от узконациональной позиции и поставят перед собой задачу отыскания в каждом отношении «существенной связи» с правопорядком, свойственным существу отношения. Именно этот правопорядок должен применяться во всех странах, независимо от внутреннего законодательства. Критика теории Савиньи шла главным образом по линии ее практических выводов, критики указывали, что установление «существенной связи» (или «оседлости») данного правоотношения с присущей ему правовой системой, в сущности, задача невыполнимая.
Теория Савиньи оказала большое влияние на судебную практику Германии, Франции и ряда других стран. В Германии она отражала стремление германской буржуазии разделить участие в международной торговле с представителями капитала других стран. Однако эта теория не была воспринята Германским гражданским уложением, идеи «международной общности» не были восприняты этим Уложением, так как в момент его издания (1896 г.) широкое применение иностранного права не соответствовало интересам монополистического германского капитала.
Итальянским ученым и политическим деятелем Манчини в его широко известной работе «О национальности как основании
международного права» была выдвинута итальянская национальная теория. В этой работе изложены мысли, отражавшие борьбу за национальное объединение Италии и устремление итальянской буржуазии сохранить и упрочить свое влияние в отношении многочисленных итальянских выходцев, проживавших в других странах.
Теория эта одновременно объясняет причины экстерриториального действия законов и устанавливает метод разрешения коллизий. Национальная теория сводится к следующим положениям: право входит в кровь и плоть гражданина от рождения вместе с языком, чувством любви к родине и т. п.14, а потому оно неотделимо от человека, и применение к нему всякого иного права будет по отношению к нему насилием. Сначала в понятие «национальность» вкладывалось этническое содержание (принадлежность к определенной нации), затем оно стало означать «гражданство», «подданство».
Манчини начинает с утверждения о том, что внутри собственного государства индивид имеет неотъемлемые права личной свободы. Вне собственного государства человек сохраняет личные права и может противопоставить их другой государственной власти по месту своего пребывания.
Действие закона гражданства ограничивается лишь публичным порядком страны пребывания данного лица; публичный порядок носит территориальный характер и действует по отношению ко всем лицам, пребывающим на территории данного государства. Манчини готов был допустить широкое применение иностранных законов по отношению ко всем пребывавшим в Италии иностранцам с тем, чтобы итальянцы, проживавшие за границей, были подчинены в принципе итальянскому праву. Но его теория лишь по форме носила двусторонний характер. Италия уже в то время была страной эмиграции, число же находившихся в Италии иностранцев всегда было незначительно (речь идет о постоянно проживающих лицах, а не о туристах). Поэтому учение Манчини, по существу, имело односторонний характер.
Национальная теория нашла отражение в Итальянском гражданском кодексе 1865 г. и последующих его редакциях; в Германском гражданском уложении 1896 г., Японском гражданском кодексе 1898 г., в Гаагских конвенциях по международному частному праву 1900-1905 гг., Бразильском гражданском кодексе 1916 г. Однако эта теория не затронула сферы англо-американского коллизионного права, а также коллизионного законодательства Швейцарии, Норвегии и Дании. Во всех эти странах принцип закона домицилия все время оставался основным коллизионным началом.
Вышеуказанные теории экстерриториальности действия права наиболее известны и распространенны, однако далеко не единственные, поэтому единой точки зрения теоретики пока еще не достигли.
Изучение особенностей действия правовых норм как на территории одного государства, так и экстерриториально в настоящее время в условиях развития экономических, торговых и межгосударственных отношений представляет собой особую значимость.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. 2. С. 237.
2 Испания. Конституция и законодательные акты. М., 1982. С. 63.
3 Покровский И. А. История римского права. М., 2004. С. 97.
4 Лунц Л. А. Курс международного частного права: в 3 т. М., 2002. С. 120.
5 Там же. С. 120.
6 Все обычаи носят территориальный характер.
7 Памятники русского права: в 9 вып. / под ред.
С. В. Юшкова. М., 1952; Вып. 1: Памятники права Киевского государства / сост. А. А. Зимин. С. 13.
8 Юшков С. В. Русская Правда. М., 1950. С. 42.
9 Памятники русского права: в 9 вып. / под ред.
С. В. Юшкова. М., 1953; Вып. 2: Памятники права феодально-раздробленной Руси / сост. А. А. Зимин. С. 124.
10 Лунц Л. А. Указ. соч. С. 127.
11 Тилле А. А. Время, пространство, закон. М., 1965. С. 114.
12 Лунц Л. А. Указ. соч. С. 145.
13 Там же. С. 131.
14 Тилле А. А. Указ. соч. С. 116.
Международное частное право является отраслью национального права. Национальное право имеет территориальный характер действия, распространяется только на территорию своего государства. Однако, при перемещении лица из одного государства в другое за ним сохраняются приобретенные в первом государстве права: право собственности, право на имя, состояние в браке. В таких случаях принято говорить об экстерриториальном действии иностранного права.
Экстерриториальное действие иностранного права – явление многоаспектное. Оно включает в себя два основных элемента: признание иностранного права и применение иностранного права. Признание иностранного права на своей территории представляет собой пассивную деятельность государства, выражающуюся лишь в не оспаривании возникших у лица прежде субъективных прав. Второй аспект экстерриториального действия иностранного права – применение иностранного права на своей территории – представляет уже активную волевую деятельность государства по регулированию возникших в этом государстве отношений на основе норм иностранного права.
Ввиду того, что каждое государство является сувереном, должно быть серьезное основание применения на территории одного государства законов другого государства во избежание нарушения основных принципов международного права: принцип суверенного равенства, самоопределения, невмешательства государств во внутренние дела других государств.
В МЧП выработаны основные принципы применения иностранного права.
Во-первых, иностранное право может быть применено только в том случае, если возможность такого применения оговорена в национальном праве, то есть если национальное право допускает возможность такого применения. Наличие такого «согласия» государства на применение иностранного права содержится в коллизионных нормах. Таким образом, юридическим основанием применения иностранного права на территории государства является наличие коллизионных норм.
Во-вторых, применение иностранного права не безгранично, оно имеет свои пределы и границы, что, безусловно, является еще одним свидетельством суверенности государства. Эти пределы устанавливаются в национальном праве, защищая государственный строй, интересы граждан и общества.
В ч. 3 ГК РФ была впервые введена статья, закрепляющая основы применения иностранного права. Это статья 1186 «Определение права, подлежащего применению к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных лиц или гражданско-правовым отношениям, осложненным иным иностранным элементом». Данная норма соответствует устоявшимся в доктрине международного частного права представлениям о том, что на территории одной страны может на определенных условиях применяться лишь частное право другого государства, тогда как действие публичного права, напротив, ограничено пределами национальной территории.
Применимое право определяется на основании коллизионных норм, установленных международными договорами Российской Федерации (прежде всего Конвенцией о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. и двусторонними договорами о правовой защите и правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам, в которых участвует Российская Федерация), настоящим ГК, другими актами гражданского законодательства и обычаями, признаваемыми в России.
Пункт 2 комментируемой статьи 1186 ГК предусматривает общее правило, действующее в случаях, когда специальная коллизионная норма, позволяющая определить применимое право, отсутствует, и в международных договорах РФ, и в ГК, и в иных актах гражданского законодательства России. Отсылка к праву страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано, впервые закреплена в отечественном законодательстве.
Унификация материально-правовых норм является более эффективным способом преодоления коллизий национальных законов, чем собственно коллизионный метод регулирования, что закрепляется п. 3 ст. 1186 ГК.
Таким образом, из смысла данной статьи следует, что иностранное право может применяться на территории РФ к частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом. Ссылка на возможность применения иностранного права на территории РФ имеется и в ГПК (ст. 10), где говорится, что суд в соответствии с законом применяет нормы иностранного права. Таким образом, российский законодатель предусмотрел в национальном праве возможность применения иностранного права. Однако возможность применения иностранного права влечет за собой массу проблем для отечественного суда или иного правоприменительного органа, что обусловлено, в первую очередь, спецификой правовых систем отдельных государств и отсутствием таких, пожалуй, невозможных по объему знаний у отечественного судьи, дающих возможность четко знать все нюансы иностранного правопорядка.
Именно о проблемах второй стадии регулирования частноправовых отношений с иностранным элементом – стадии применения норм материального права – и пойдет речь.
Итак, коллизионная норма или соглашение сторон определили в качестве применимого иностранное право. В связи с его практическим применением возникает ряд существенных вопросов: установление содержания иностранного права; проблемы применения и толкования иностранного права: интерлокальные, интерперсональные и интертемпоральные коллизии, взаимность, применение права непризнанного государства; пределы применения иностранного права: оговорка о публичном порядке, императивные нормы.
Не будет преувеличением сказать, что вопросу об экстерриториальном действии некоторых правовых норм международное частное право как наука обязана своим существованием. Разумеется, последнее занимается не им одним, но большая часть подлежащих разрешению в его рамках проблем, если не все, в той или иной степени вызваны именно феноменом экстерриториальности действия определенных правовых норм.
Для начала следует разобраться с некоторыми терминологическими нюансами, а именно с тем, являются ли понятия экстерриториальности и экстратерриториальности тождественными. В одной из новейших работ по данному вопросу отмечалось, что в зарубежной литературе эти понятия в некоторых случаях разграничиваются: экстерриториальность понимается как действие дипломатических иммунитетов в соответствии с международным правом, а экстратерриториальность - как любое распространение действия и применения правовых норм за пределы границ определенного государства. Иными словами, при такой постановке вопроса экстерриториальность отождествляется с «правом экстерриториальности».
В то же время совершенно очевидно, что это лишь частный случай распространения действия норм отечественного права за пределы территории государства. По этим причинам множество исследователей рассматривают экстерриториальность и экстратерриториальность как абсолютно тождественные понятия. Л.А. Лунц считал термин «экстерриториальность» не более чем сокращением от «экстратерриториальности». Именно так будет пониматься соотношение понятий экстерриториальности и экстратерриториальности и в настоящей работе.
Человечество не сразу пришло к идее о том, что право может действовать территориально, распространять свое действие только на определенную территорию: «принцип территориального права и суверенитета в Древнем мире был неизвестен». Первоначально право мыслилось как нечто, прикрепленное к людям - его носителям. Суверенитет «не ассоциировался с господством над территорией. Это был племенной суверенитет». Между «суверенными» племенами, однако, существовали определенные отношения, «породившие» международное частное право, оформившиеся в такие институты, как мена, экзогамия и гостеприимство. Это не могло не порождать проблему взаимодействия «персональных» правовых систем участников таких отношений. Первобытным аналогом персонального статута было воплощение первобытного коллектива в тотеме. Этот тотем воплощал и племенное право, повсюду следовавшее за его носителем. В этом усматривают «самые ранние следы экстерриториальности».
Отмечается, однако, что «международное частное право не могло возникнуть в древности. Не говоря уже о народах теократических - Египтянах, Индусах, Евреях, ни Греки, ни даже Римляне не возвысились до признания личности иностранца». Действительно, египтяне рассматривали все иностранцев как «нечистых», предоставляя им возможность жить в относительно уединенных эксклавах, таких как греческая колония Навкратис или «лагерь тирян» (финикийцев-выходцев из города Тир) в Мемфисе, руководствуясь своим собственным правом. У вавилонян, впервые, по-видимому, учредивших институт специальных судей, рассматривающих споры, в которых участвовали исключительно иностранцы, этот подход проявился совершенно иначе: хотя они и приветствовали чужих богов и судебные решения, вынесенные от их имени, их право на иностранцев не распространялось - они, по-видимому, были готовы скорее «исключить их из-под собственной священной юрисдикции, чем позволить им пользоваться ею». Специальные суды создавались и в более позднее время другими народами - такими как греки (полемарх) и римляне (претор перегринов, praetor peregrinus ); еще даже в самом недавнем времени находились примеры таких «смешанных» судов.
Помимо специальных чиновников, рассматривающих споры с участием иностранцев, греки и римляне учредили и институт покровительства местных граждан над иностранцами. Иностранцы в Древней Греции именовались метеками и находились под покровительством специального лица, назначавшегося либо «принимающим» государством, либо государством происхождения метека - проксены . Данный институт в целом назывался проксенией. В Древнем Риме же аналогичное учреждение называлось патронатом, отношения между клиентом-иностранцем и патроном-римлянином - патронатом и клиентелой.
Все приведенные факты ясно свидетельствуют о том, что феномен экстерриториальности существовал уже на самых древних этапах истории человечества. Кроме того, говорить о том, что международного частного права в ту эпоху не существовало и существовать не могло, было бы, по-видимому, преждевременно: отмечается, что именно тогда в практике зародились такие коллизионные привязки, как lex loci contractus и lex domicilii ; кроме того, отмечается существование в Древнем Египте «имплицитных» коллизионных норм - как, например, норма, согласно которой договор регулировался тем правом, на языке которого он написан. Имелись коллизионные нормы и в Ветхом Завете. Суммируя сказанное выше, следует заключить, что в Древнем Мире существовал как феномен экстерриториальности, так и коллизионные нормы .
Древний Рим же подошел к коллизионному вопросу другим путем - не через формулирование коллизионных норм и разграничение пределов действия правовых норм в пространстве и по кругу лиц, но посредством создания автономной правовой системы, регулирующей отношения всех лиц - права народов, jus gentium .
Науки же международного частного права, очевидно, к тому моменту существовать не могло. Л.А. Лунц отмечал, что для её возникновения нужны, во-первых, интенсивный торговый оборот, а во-вторых, объективные различия правопорядков; более того, эти предпосылки хотя и «необходимы, но не всегда достаточны». Культурные факторы (отрицание иностранного права) и фактическое удовлетворение практической потребности в разрешении коллизионного вопроса через применение норм jus gentium , то есть методом материально-правовой унификации, не позволили науке международного частного права возникнуть. В её соответствующая проблематика не разрабатывалась, коллизионная проблема не осмыслялась, коллизионный вопрос, соответственно, не ставился.
Таким образом дело обстояло до конца XII века - расцвета школы глоссаторов. Впервые коллизионный вопрос был поставлен, как указывается в литературе, неким магистром Алдриком - либо, как указывается некоторыми другими исследователями, неизвестным глоссатором в глоссе Аккурсия. Как бы там ни было, наиболее известна именно постановка коллизионной проблемы в глоссе Аккурсии (glossa ordinaria ) применительно к делу о болонце в Модене (quod si Bononiensis ). Автор глоссы привел совершенно не относящийся к делу текст конституции императоров Грациана, Валентиниана и Феодосия 380 года «Об утверждении веры в Святую Троицу» (именуемой на латыни Cunctos populos - по первым словам текста конституции), вывел из него, что власть правителей распространяется только на подвластных - а следовательно, и право, издаваемое ими, - и применил этот вывод к казусу, заключив, что законам Модены болонец не подвластен. В дальнейшем вопросы конфликтного права рассматривались именно при комментировании этой глоссы.
Вопрос о разграничении действия различных статутов был, по сути, вопросом о том, действуют ли те или иные из них за пределами собственной территории, то есть имеют ли они экстерриториальное действие (эффект). Прямо же, однако, он был сформулирован лишь Бартолом - «простирают ли статуты свой эффект за пределы территории?»; сам же он на него и ответил - «одни - простирают, другие - нет». Он попытался выработать общий принцип решения коллизионного вопроса посредством классификаций, породив тем самым проблему «атрибутации» статута - от того, в какую классификационную группу, «коробку» следует «положить» закон, будет зависеть вопрос о том, имеет ли он экстерриториальный эффект. Эта методология атрибутации статутов имела основанием их разделение на вещные (реальные) и личные (персональные), к чему потом добавилась категория смешанных статутов (у Б. Д"Аржантре - таких, которые говорят и о лице, и о вещи, и характеризуемых в целом как имеющие тот же эффект, что и реальные статуты; у голландских статутариев же - статутов, говорящих о форме юридического акта). Этот классификационный метод и лёг в основу теории статутов, господствовавшей в Европе до второй четверти XIX столетия, когда её в 1841 году «разгромил» К. Вехтер.
Бартол, однако, еще не формулирует понятия эффекта закона или, иначе говоря, действия права - он не разграничивает вопрос эффекта закона (статута) от вопроса о его объекте. Разграничил эффект и объект закона лишь Павел Фут в XVII веке. Формулирование понятия эффекта закона (статута) позволяет сформулировать первый исторический подход к определению того, что же понимается под экстерриториальным действием (эффектом) права. Экстерриториальное действие закона - это такое его действие, которое распространяется за пределы территории суверена, издавшего закон (принявшего правовую норму). В основном именно таким же образом понимается экстерриториальное действие права и настоящее время. В то же время само понятие экстерриториального действия права критикуется - по той причине, что правовая норма локализации не поддается, а следовательно, невозможно определить и то, где она «действует». В таком контексте, несмотря на предполагаемую невозможность конструирования понятия экстерриториального действия права, вполне допустимо экстерриториальное его применение - постольку, поскольку установить местонахождение правоприменителя вполне возможно, тем паче когда этот правоприменитель облечен публично-властными полномочиями.
Попробуем опровергнуть вывод о невозможности локализации действия права через обращение к зарубежному опыту - опыту Соединенных Штатов Америки. Право США согласно «тесту поведения» (conduct test) распространяет своё действие на те поведенческие акты, которые имеют место на территории США. Этот подход в американской литературе характеризуют как «традиционное понимание» вопроса, то есть классический подход. С 1946 г., хотя и не в практике Верховного Суда США, стал применяться тест эффекта (effects test) в различных его интерпретациях - первоначально, во всяком случае, в антимонопольной сфере, совершенно неограниченно, затем с определенными ограничениями. Согласно неограниченному варианту теста, право США распространяется на все поведение, которое имеет определенные последствия, на территории США.
Вернемся к вопросу о невозможности локализовать действие права. В таком контексте с этим невозможно согласиться: если руководствоваться тестом поведения, то такая локализация вполне допустима - право действует там, где его предписания распространяются на поведение определенных субъектов права. Очевидно, что поведения вне определенного пространства не существует. Вопрос в том, как конкретно локализовать само поведение в каждом конкретном случае. Здесь мы возвращаемся к высказанному выше тезису: субъекты права не могут действовать вне пространства. Если акт имеет место на территории, являющейся пространством действия правовой нормы, то такая норма распространяет действие на этот акт. Именно такое действие права является территориальным ; именно таким образом, с нашей точки зрения, и следует ее характеризовать.
Деление права на территориальное и экстерриториальное представляется дихотомическим: в одном случае утверждается наличие некоего признака (здесь - территориальности действия права), в другом, напротив, наличие того же признака отрицается. С этих позиций и следует подойти к определению экстерриториальности действия права . Его обычно определяют как такое действие, «когда законом признается возможность применения юридических норм данного государства к гражданам и организациям, находящимся за границеи?». «За границей» - значит за пределами государственной территории. Но ведь и в пределах этой территории такие нормы действуют и должны применяться. Следовательно, экстерриториальное действие - это действие, которое не ограничено пределами определенной территории .
Иными словами, в таком случае вопрос, распространяется ли действие права на определенное поведение, решается не исходя из того, где имеет место поведение, а исходя из некоторых иных критериев. Примером такого иного критерия может быть вышеупомянутый тест эффекта. Разумеется, и здесь есть некоторая связь с территорией, но совершенно иного характера: сами отношения имеют место за рубежом, и локализуется, соответственно, не поведение, но его эффект; т.е. связь поведения с территорией здесь не непосредственная, но опосредованная эффектом этого поведения на соответствующую территорию. Классический пример экстерриториального действия права - распространение действия персонального статута лица за пределы территории, с которой его правовая личность признается наиболее связанной. Именно в таком ключе вопрос экстерриториальности ставился и разрешался, в частности, в теории статутов.
В теории международного частного права Э. Цительманном предлагался международно-правовой универсалистский подход, по которому все коллизионные решения могут быть выведены из двух начал международного права: начала территориального верховенства государства (его предписания распространяются на подвластную ему территорию) и начала его персонального верховенства (его предписания действуют в отношении лиц, имеющих его национальность, например, граждан). Таким же образом - как территориальный принцип и национальный принцип - эти начала формулируются и в современной литературе; в американской литературе к ним иногда добавляется «принцип эффекта» (или, точнее говоря, принцип последствий; effects principle), на чем право США основывает «тест эффекта». Принцип эффекта довольно сходен с пассивным персональным принципом уголовной юрисдикции. В таком контексте национальный принцип - это та самая опора экстерриториальности в международном праве.
В то же время обычно термин «экстерриториальность» употребляется применительно к регулированию, пределы которого не основаны ни на национальном, ни на территориальном принципе. Исходя из данного нами выше характеристики экстерриториального действия, следует заключить: и регулирование, основанное на национальном принципе, является экстерриториальным. Дело в том, что оно при этом является и допустимым . Экстерриториальное же действие норм права, которое не обосновывается национальным принципом, допустимым не признается . Из всего сказанного выше вытекает, что экстерриториальное действие права - это не такое его действие, которое распространяется за пределы территории, подвластной субъекту правотворчества, а действие права, пределы которого определяются не на основании территориального принципа либо не исключительно на таком основании (в том числе на основании национального принципа). Таким образом, эта классификация - дихотомическая.
В таком случае экстерриториальное применение права - это применение права, имеющее результатом издание индивидуального правового акта, обязательность которого не ограничена определенной территорией. Это, разумеется, не означает, что эта обязательность является неограниченной : пределы такой обязательности лишь определяются иным образом, нежели территориальный. Экстерриториальная юрисдикция же в широком смысле включает в себя и экстерриториальное действие права, и экстерриториальное его применение; в узком (экстерриториальная юрисдикция разрешать споры (jurisdiction to adjudicate)) - определение международной подсудности по иным основаниям, нежели территориальный принцип (нахождение субъектов или совершение ими действий на определенной территории). И хотя в литературе об «экстерриториальной юрисдикции» обычно говорят тогда, когда такая юрисдикция не основывается ни на территориальном, ни на национальном принципах, юрисдикцию, основанную на последнем, также следует отнести к экстерриториальной, поскольку она базируется на ином, нежели территориальный, критерии.
Отметим, что поскольку от того, какой именно орган будет разрешать тот или иной спор, осуществлять правоприменение вообще, зависит и определение применимого, то есть распространяющего свое действие на определенные отношения с точки зрения такого органа, права (в частности, национальный суд применяет коллизионные нормы lege fori ), постольку решение вопроса о юрисдикции (конфликта юрисдикций) с неизбежностью влечет за собой и решение вопроса о том, какое право будет признаваться действующим в данном конкретном случае. Иными словами, юрисдикция влияет на действие права. Это было особенно ярко отмечено А. Эренцвейгом в его теории lex fori in foro proprio .
Вернемся к характеристике действия права. Как и любая другая дихотомическая классификация, разделение действия права на территориальное и экстерриториальное страдает определенным недостатком: отрицая наличие определенного признака, она тем самым, однако, никак позитивно не определяет содержание понятий, входящих в описываемую негативно классификационную группу. Именно по этой причине следующим шагом должна быть, в свою очередь, классификация экстерриториального действия права . Такая классификация недавно была осуществлена А.А. Самариным. Согласно этой классификации экстерриториальное действие права, имеющего государственное происхождение, делится на: 1) экстерриториальное действие отдельных юридических норм; 2) правоприменительное признание субъективных прав; 3) признание документов и результатов нотариального правоприменения; 4) экстерриториальность правоприменительных решений иностранных судов. При этом автор сразу же делает оговорку, что «следует различать» экстерриториальное признание иностранных судебных решений и их исполнение, с одной стороны, и признание иностранного права и его применения - с другой.
С последним тезисом невозможно не согласиться: совершенно очевидно, что это не одно и то же. При этом под признанием права А.А. Самариным понимается «пассивная позиция» «в плане одобрения правового статуса иностранного лица», а под применением - «активная деятельность правоприменительных органов». Очевидно, применение права предполагает его признание. Вывод о том, что применяется нечто, что не признается, был бы абсурдным. Не вполне, однако, ясно, в чем заключается критерий деления: сам автор это нигде не формулирует. Да и классификация ли это? Охватывает ли она все явления, означенные автором? Куда отнести признание, допустим, правоприменительных решений не судов и не нотариусов, а органов исполнительной власти - в признание документов? Но ведь это не простые документы, а правоприменительные акты. Или в целях классификации это не имеет значения? Если так, то почему? Эти вопросы автор, к сожалению, в своей работе не ставит.
Неясна и функция такого подразделения экстерриториального действия права. Что она отражает? Какие-то сущностные особенности? Какие же? Некоторые ответы можно было бы предположить, но мы, пожалуй, воздержимся от «додумывания» мысли за её автора. Другая классификация, а именно признание действия либо 1) публично-правовых норм, либо 2) частноправовых норм, кажется намного более релевантной. В то же время конвергенция частного и публичного права (появление полупубличного права (semi-public law)), а также процесс «публицизации» частного права вообще и международного частного права в частности и её ставит под сомнение. Впрочем, до тех пор, пока мы все еще делим право на публичное и частное, эта классификация, очевидно, не может утратить своего, безусловно, очень важного значения.
Долгое время в науке международного частного права незыблемым считался постулат о том, что иностранное публичное право не распространяет свое действие за пределы территории издавшего его государства ни в каких случаях. В настоящее время он, однако, практически полностью отвергнут. Этот вопрос будет подробно рассмотрен в дальнейшем (§ 2.2); пока мы лишь обозначим эту проблему как имеющую чрезвычайное значение.
Экстерриториальное действие права можно также разделить по критерию основания такой экстерриториальности. Построить, однако, такую модель, которая исчерпывала бы все возможные варианты, была бы классификацией в подлинном смысле слова , достаточно проблематично: таких оснований может быть столько, сколько законодательных решений о них - или, иначе говоря, бесконечное множество. В частности, экстерриториальность действия права может основываться на субъектном (национальный принцип) критерии; критерии эффекта, упомянутом выше; субъективном критерии - волевом (наличие у определенного субъекта намерения повлечь определенные последствия) или когнитивном (осознание субъектом необходимости наступления таких последствий); критерии интереса (поведение затрагивает определенный интерес того или иного государства) и т.д.
С нашей же точки зрения, самым важным, существенным и в теоретическом, и в практическом отношении подразделением экстерриториального действия права является экстерриториальное действие права с точки зрения самого этого права (правовой системы) , с одной стороны, и экстерриториальное действие права с точки зрения иностранной правовой системы - с другой. Очевидно, что различные правовые системы, будучи независимыми друг от друга (пока это еще никто не опроверг) по-разному оценивают пределы своего действия в пространстве и по кругу лиц. Об экстерриториальности как юрисдикции, так и действия права обычно говорят именно в тех случаях, когда оно действует экстерриториально само по себе, то есть в отношении первого вида экстерриториальности. Другой же вид экстерриториальности касается вопросов коллизионного регулирования; тот факт, что экстерриториальность опосредуется им, отнюдь не нивелирует, но, напротив, подтверждает ее существование.
Во многом эта классификация пересекается с предыдущей, но не повторяет её. Конечно, большая часть правовых норм, действующих экстерриториально сами по себе, ipso jure - это нормы публичного права, а действующих опосредованно, в силу признания такого действия иностранным государством - нормы права частного. Но «большая часть» не означает «все нормы». Именно это подразделение послужило причиной возникновения националистического подхода в международном частном праве, обосновывающего национальный, а не универсальный характер внутренних (принятых конкретным государством) коллизионных норм, вытекающий из правовой культуры, традиций и правосознания населения конкретного государства.
Этим же объясняется и существование, во-первых, конфликтов коллизионных норм, «коллизий», в международном частном праве, а также его «побочного продукта» - «хромающих отношений», и, во-вторых, норм непосредственного применения, являющихся таковыми именно с точки зрения правопорядка-источника таких норм, но отнюдь не обязательно рассматривающихся как действующие экстерриториально с позиций иностранного права. Думается, никто не станет оспаривать, что «хромающие» семейные отношения с точки зрения большинства правопорядков являются отношениями частного характера. Уже одного этого достаточно, чтобы признать эту и предыдущую классификации нетождественными друг другу.
Надлежащая постановка проблемы экстерриториального действия иностранного права с точки зрения отечественной правовой системы требует предварительной разработки вопроса о сущности иностранного права, того, как именно оно «воспринимается» с позиций другой национальной правовой системы - иными словами, решения вопроса о том, что же из себя представляет иностранное право и какова связь иностранного права с правом отечественным - как устанавливается и опосредуется эта связь, какие формы она принимает, к каким практическим результатам приводит. Именно этому вопросу посвящен следующий параграф настоящей работы.