Судебное правотворчество в российской федерации и источники российского права. К вопросу о судебном правотворчестве Правила толкования представителей теории судебного правотворчества
А. А. Шаталова - студент 2 курса факультета правоведения Северо-Западного института (филиала) Университета им. О. Е. Кутафина (МГЮА)
Вопрос о роли судебного правотворчества, о признании судебного прецедента источником права в России обсуждается уже не первое десятилетие в отечественной юриспруденции. Тем не менее, не смотря на солидную научную базу, проблема судебного правотворчества до сих пор продолжает оставаться в центре внимания.
Утвердившаяся идея, согласно которой законодательные органы власти принимают непосредственное участие в осуществлении правотворческой деятельности государства, в то время как суды должны лишь применять право, в крайнем случае, заниматься его толкованием, не принимая непосредственного участия в самом правотворчестве, утрачивает свои прежние позиции.
В странах романо-германской правовой семьи, включая Российскую Федерацию, доминирующим источником права является нормативно-правовой акт, в котором нормы права имеют законодательное происхождение. Однако нормативные правовые акты не в состоянии охватить ряд типичных случаев, которые уложились бы в фактический состав конкретного судебного дела, поэтому повышается роль судебной практики и прецедента.
В условиях правовой глобализации, обусловленной идущими в мире процессами взаимовлияния правовых семей, влияния международного права на внутригосударственные правовые системы, есть предпосылки внедрения судебного прецедента в правовую систему России, равно как нормативного правового акта в англосаксонскую правовую семью. Весьма актуальна деятельность высших российских судов по обеспечению единства судебной практики, поскольку, таким образом, судебная система стремится выполнять стабилизирующую функцию, создавать уверенность в справедливости и надежности законов, объективности и предсказуемости правосудия.
Несмотря на отсутствие официального признания судебного нормотворчества в качестве источника российского права, оно фактически существует на уровне высших российских судов . Однако далеко не все судебное нормотворчество относится к судебному прецеденту в классическом его понимании.
Как известно, в странах англосаксонской семьи судебный прецедент признается источником права, в результате чего нередко делается вывод о закреплении «права на судебное правотворчество» . В противовес этому в странах романо-германской семьи, к которым относится и Российская Федерация, судебный прецедент источником права не признается, однако как в науке, так и на практике не теряют актуальности проблемы определения места и роли судебных решений, а также правотворчества судов в системе права.
Считается, что Россия не является страной прецедентного права. Оно характерно лишь для англосаксонских государств. Но не всегда с этим тезисом можно согласиться . Суды в нашей стране стараются не употреблять слово «прецедент». Но отсутствие слова отнюдь не означает отсутствие явления. В англосаксонской правовой семье правовые нормы не объединены в отрасли, но некоторые группы правовых отношений регулируются в основном прецедентами. Однако ничто не мешает законодателю заменять их регулирующими актами, что обычно и происходит. Но само применение этих актов незамедлительно опосредуется «прецедентами толкования», которые, в конечном счете, и составляют основную массу прецедентов. В России же законы и иные нормативные акты всегда первичны, а почти все судебные прецеденты являются именно «прецедентами толкования» законодательных норм и как бы ложатся слоем поверх законодательного массива. К этому добавляются иные, нежели прецедент, судебные источники права - в первую очередь разъяснения пленумов высших судов, а также издаваемые этими судами правила (например, регламенты судов), которые неизбежно затрагивают интересы не только тех, кто работает в судебных органах, но и самих тяжущихся. Таким образом, можно выделить две формы судебного правотворчества: прецедент и обобщение судебной практики.
В Российской Федерации судебное правотворчество по существу осуществляют Конституционный Суд, Верховный Суд и Европейский Суд по правам человека, которые создают правило, которое должно применяться относительно неопределенного числа аналогичных случаев.
Постановления Конституционного Суда и Европейского Суда по правам человека могут содержать и отменять нормы, обязательны на всей территории Российской Федерации, подлежат официальному опубликованию, следовательно, выступают в роли судебных прецедентов - первой формы судебного правотворчества. Как уже сказано выше, в отечественной системе права практически все прецеденты представляют собой продукт толкования судами тех или иных норм закона в процессе их применения. Разъяснения Пленума Верховного Суда имеют характер общего (не связанного с разрешением определенного правового конфликта) толкования, они представляют собой обобщение судебной практики, то есть вторую форму судебного правотворчества.
Несмотря на то, что механизм издания разъяснений именно правотворческий, а не правоприменительный, судебная практика играет здесь роль «эмпирической базы», которая свойственна любому правотворческому процессу: правотворчество основано на изучении общественных отношений и поиске способа их регулирования в их внутренней логике .
Из ст. 19 Конституции Российской Федерации: «Все равны перед законом и судом» вытекает обязанность российских судов следовать прецеденту и правоприменительной практике других судов. Разные решения судов нарушают это требование. Трудно понять, как можно говорить о законности и отсутствии произвола, если одна и та же норма применяется по-разному в аналогичных ситуациях. Но в нашей правовой системе приоритет отдается принципу независимости судей, в противоречие ст. 19 Конституции.
Положительная черта судебного правотворчества - его способность устранять пробелы в законодательстве. Вполне понятно, что законодатель не может охватить в нормах законодательства все многообразие конкретных ситуаций, складывающихся в жизни, поэтому суды устраняют такие пробелы. Каждая юридическая норма, выраженная в актах высшей судебной власти, представляет собой модель разрешения жизненной ситуации, которая должна применяться ко всем случаям данного вида и служит типовым способом разрешения сходных по характеру дел. Осуществляя правотворчество, высшие судебные инстанции оказывают влияние не только на правоприменительный процесс, но и законодательную деятельность, на развитие правовой системы в целом.
Таким образом, следует отметить, что существует ряд различий между парламентским и судебным правотворчеством. Несмотря на то, что в России судебное правотворчество во многих случаях является производным, с нашей точки зрения, оно более эффективно, так как фактически прецедентное решение имеет большее значение для судьи. Поэтому может обладать даже большей силой, нежели истолкованный в нем текст закона, потому что именно оно определяет исход будущих аналогичных дел.
Также важно помнить, что судебное правотворчество нисколько не умаляет значение закона, не претендует на роль основного источника права, оно является именно дополнительным регулятором общественных отношений, является связью между законом и реальной действительностью. Еще в начале двадцатого века известный русский цивилист Покровский писал: «Закон и суд не две противоборствующие силы, а два одинаково необходимых фактора юрисдикции. Оба они имеют одну и ту же цель - достижение материально справедливого; закон для этого достижения нуждается в живом дополнении и сотрудничестве судьи. Не стоит бояться этой творческой деятельности судьи: судья не в меньшей степени, чем законодатель, носитель того же общественного правосознания»
Правотворчество - деятельность компетентных субъектов, направленная на издание и совершенствование нормативных актов.
Судебное правотворчество в России существует как особый вид правотворчества, поскольку положения отдельных актов судебной деятельности отвечают всем признакам права: они нормативны, являются формально определенными и гарантированы государством. Результатом судебного правотворчества является создание нового источника права. В то же время в отличие от иных источников, например, законов, акты судебного правотворчества имеют особый, менее формализованный порядок их вступления в силу. После их принятия в окончательной форме, они не нуждаются в чьем-либо дальнейшем одобрении.
Акты судебного правотворчества занимают в системе источников права особое место: с одной стороны, они подчинены закону и потому не могут его изменять или отменять, с другой стороны, могут уточнять смысл закона, что представляется равнозначным изменению самого закона. Сужение или расширение буквального смысла правовой нормы фактически является создание новой правовой нормы.
В России нет судебного прецедента в классическом понимании англо-саксонского права. Это, однако, не означает отсутствие судебного правотворчества в России и таких явлений, как «квази-прецедент» и прецедентообразующее решение. Существование судебного правотворчества в форме судебного прецедента в российском праве невозможно, так как система судоустройства в России не позволяет сформироваться судебному прецеденту в классическом его понимании - для этого требуется иная система судоустройства, качественно иные принципы определения компетенции каждой судебной инстанции.
Судебное правотворчество можно классифицировать следующим образом: по субъектам судебного правотворчества (Конституционного Суда РФ и конституционных (уставных) судов субъектов РФ; Верховного Суда; судов общей юрисдикции и арбитражных судов, а также мировых судов); по форме (нормативные правовые акты, разъяснения высших судебных органов, нормативные решения (постановления) (согласно такого рода решений нормативные правовые акты, не соответствующие закону или иным правовым актам, могут быть признаны судом недействительными), а также обзоры судебной практики судебными органами и квазипрецедентное право и решения по конкретным делам).
(Иванов Роман Леонидович) В соответствии с российским законодательством суды могут принимать акты правотворчества нормативного характера в виде нормативных правовых актов и (2) нормативных решений.
Нормативными правовыми актами являются , во-первых, постановления Пленумов высших судебных инстанций, содержащие разъяснения по вопросам судебной практики.
Несмотря на то, что «нормативные правовые акты» как термин при характеристике этих постановлений в российском законодательстве не используются, они обладают всеми существенными признаками нормативных правовых актов как с точки зрения их содержания, так и формы. Они закрепляют правила поведения общего характера, являются обязательными для нижестоящих судов, построены в соответствии с правилами юридической техники нормативных правовых актов: разбиты на пункты, имеют преамбулы, причем порою значительные по объему.
Одновременно не вызывают сомнения их подзаконный статус и вспомогательная роль, поскольку они применяются только вместе с истолкованными в них законами, а не помимо них.
Во-вторых, отдельным видом судебных нормативных правовых актов являются принимаемые судами в предусмотренных законом случаях регламенты. В отличие от постановлений Пленумов, регламенты не связаны с обобщением судебной практики, не содержат интерпретационных норм и предназначены для самостоятельного регулирования некоторых вопросов организации и деятельности соответствующих судов, т. е. содержат нормы организационного и процессуального характера. К данному виду судебных нормативных правовых актов судов, узаконенных на федеральном уровне, принадлежат:
1) Регламент Конституционного Суда РФ,
2) Регламент арбитражных судов РФ,
3) Регламент Дисциплинарного судебного присутствия. Им регулируется порядок избрания членов Дисциплинарного судебного присутствия и осуществления Дисциплинарным судебным присутствием своих полномочий по рассмотрению жалоб граждан, судейские полномочия которых досрочно прекращены решением Высшей квалификационной коллегии судей РФ или решением квалификационной коллегии судей субъекта РФ за совершение ими дисциплинарных проступков, на указанные решения квалификационных коллегий судей и обращений Председателя ВС РФ о досрочном прекращении полномочий судей за совершение ими дисциплинарных проступков в тех случаях, когда Высшей квалификационной коллегией судей РФ или квалификационными коллегиями судей субъектов РФ отказано в удовлетворении представлений председателей федеральных судов о прекращении полномочий судей за совершение ими дисциплинарных проступков. К вопросам, регулируемым этим Регламентом, относятся также процедура рассмотрения Дисциплинарным судебным присутствием иных жалоб и обращений, порядок избрания председательствующего в Дисциплинарном судебном присутствии и порядок оглашения решений Дисциплинарного судебного присутствия.
Нормативные решения судов , как и принимаемые ими нормативные правовые акты, также бывают нескольких видов. Первый из них – это нормативные решения, не являющиеся прецедентами. К ним относятся:
1) Решения органов конституционного правосудия, рассматривающих конституционность подведомственных им правовых актов, содержащие сформулированные судами интерпретационные нормы в форме правовых позиций. Ими являются постановления КС РФ и постановления органов конституционного (уставного) правосудия субъектов РФ.
2) Решения нормативного характера, принимаемые судами общей юрисдикции и арбитражными судами при признании подведомственных им нормативных правовых актов недействующими.
3) Решения конституционных (уставных) судов, специально посвященные толкованию соответствующих конституций (уставов). На федеральном уровне данное полномочие Конституционного Суда закреплено в ч. 5 ст. 125 Конституции РФ, на региональном уровне – в соответствующих законах субъектов РФ.
Отличия нормативных судебных решений, не являющихся прецедентами, от судебных нормативных правовых актов проявляются в том, что они: выносятся в результате рассмотрения конкретного юридического дела, а не обобщения судебной практики; принимаются по правилам судопроизводства, которые в ряде случаев предусматривают возможность их обжалования ещё до вступления в силу; оформляются как судебные решения; адресованы не только неперсонифицированному кругу лиц, но и конкретным субъектам; вступают в силу после истечения срока на их обжалование, либо после отказа вышестоящей судебной инстанции в удовлетворении жало- бы, или с момента провозглашения, т. е. ранее их официального опубликования. Кроме того, после вступления в силу в них не могут быть внесены изменения и они не могут быть признаны недействующими, что с некоторыми нормативными правовыми актами суда периодически происходит.
Вторым видом нормативных решений российских судов являются судебные прецеденты.
В России нет судебного прецедента в классическом понимании англо-саксонского права. Это, однако, не означает отсутствие судебного правотворчества в России и таких явлений, как «квази-прецедент» и прецедентообразующее решение. Существование судебного правотворчества в форме судебного прецедента в российском праве невозможно, так как система судоустройства в России не позволяет сформироваться судебному прецеденту в классическом его понимании - для этого требуется иная сие-тема судоустройства, качественно иные принципы определения компетенции каждой судебной инстанции.
Судебную систему Российской Федерации в соответствии со ст. 4 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации» (с последующими изменениями и дополнениями) составляют федеральные суды, к которым относятся Конституционный Суд РФ, суды общей юрисдикции, арбитражные суды и суды субъектов Российской Федерации, включающие в себя конституционные (уставные) суды субъектов федерации и мировых судей.
Акты судебных органов весьма разнообразны. Конституционный Суд РФ принимает решения в форме постановлений, заключений либо определений. Иные федеральные суды при рассмотрении дел в первой инстанции вправе выносить приговоры, решения и определения. Суды, пересматривающие дела в апелляционном, кассационном порядке и в порядке надзора, выносят постановления. Верховный Суд РФ и Высший Арбитражный Суд РФ наделены также правом дачи разъяснений по вопросам судебной практики. Все эти акты по своей природе являются правовыми. «Правовой акт - это письменный документ, принятый правомочным субъектом права (государственным органом, местным самоуправлением, институтами прямой демократии), имеющий официальный характер и обязательную силу, выражающий властные веления и направленный на регулирование общественных отношений». Особый интерес поэтому представляет вопрос о нормативности актов судебной власти.
Проблема судебного правотворчества для Российской Федерации не является новой, однако подходы к ней в последнее время изменились достаточно радикально. В отечественной теории права долгие годы превалировала точка зрения, согласно которой суды могли осуществлять лишь официальное толкование закона, не создавая новых норм, поскольку они не наделены действующим законодательством нормотворческой функцией и являются по своей природе органами правоприменительными, а создание норм согласно классическим канонам теории разделения властей, лежащей в основе государственного устройства РФ, остается прерогативой законодательных органов. Вместе с тем никто не отрицает права органов исполнительной власти издавать нормативные акты, несмотря на то, что это также противоречит данной теории.
Общеобязательным (нормативным) характером обладают и такие акты органов судебной власти, как решения Конституционного Суда РФ, постановления пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, подлежащие соблюдению всеми субъектами права. Все это подтверждает невозможность абсолютного разделения различных ветвей власти исходя из критерия нормотворчества. Более правильной, на наш взгляд, представляется точка зрения, высказанная Р. З. Лившицем: «Государственная власть осуществляется тремя основными ветвями: законодательством, управлением, правосудием. Средством осуществления власти служат прежде всего правовые нормы. Поэтому основными видами правовых норм следует считать акты законодательства, управления и правосудия». Необходимо также заметить, что в действующем законодательстве отсутствуют нормы, запрещающие судебным органам принимать нормативные акты.
В последние годы многие российские ученые и практики заявляют о необходимости официального признания права судебных органов создавать нормы. Однако в большинстве работ, как правило, рассматриваются либо отдельно взятые аспекты данной проблемы (например, исследование деятельности конкретного судебного органа или значения судебной практики в отдельно взятой отрасли права), либо приводятся только факты нормотворческой деятельности судов без надлежащего теоретического обоснования. Вместе с тем, очевидно, что данный вопрос может быть урегулирован на законодательном уровне лишь в отношении судебной системы в целом, так как это связано с коренным изменением принципов, на которых строится судебная власть в РФ.
Конституционный Суд Российской Федерации
Особое значение решений Конституционного Суда РФ обусловлено, с одной стороны, его специфическими по сравнению с судами общей юрисдикции и арбитражными судами правомочиями, ограниченными решением исключительно вопросов права, а с другой - характером юридических последствий, определенных непосредственно в Конституции РФ, согласно которой акты или их отдельные положения, признанные судом неконституционными, утрачивают силу, а не соответствующие Конституции международные договоры не подлежат введению в действие и применению (ч. 6 ст. 125). Более того, признание нормативного акта или договора либо отдельных их положений не соответствующими Конституции является, согласно ст. 87 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» , является основанием отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, основанных на нормативном акте или договоре, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или содержащих такие же положения, какие были предметом обращения. Положения этих нормативных актов и договоров не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами. Прекращение действия нормативного акта, в свою очередь, влечет возникновение, изменение либо прекращение правоотношений для неопределенного круга лиц, т. е. вызывает последствия, аналогичные последствиям принятия закона или иного правового акта.
Суд, отменяя действие актов либо их отдельных положений, фактически осуществляет нормотворческую деятельность в рамках своих «негативных законодательных полномочий», установленных Конституцией. В силу положений ст. 6 и 79 Закона «О Конституционном Суде РФ» решения Суда обязательны для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений на всей территории страны. В соответствии со ст. 78 Закона постановления и заключения Конституционного Суда, как и иные нормативные акты, принимаемые органами государственной власти, подлежат незамедлительному опубликованию в официальных изданиях. Данное положение аналогично требованию, предъявляемому ч. 3 ст. 15 Конституции РФ к нормативным актам. Таким образом, заявления отдельных ученых о том, что постановления Конституционного Суда РФ являются исключительно интерпретационными актами (актами толкования) и, следовательно, не содержащими норм права , представляются не вполне убедительными, и, напротив, совершенно логичен вывод о том, что решения Суда, признающие те или иные положения правовых актов неконституционными, обладая всеми признаками нормативного акта, таковыми в действительности и являются.
Суды общей юрисдикции и арбитражные суды
Возможность судебных органов самостоятельно создавать правила, пригодные для регулирования споров, заложена в действующем законодательстве. Ст. 11 Гражданского процессуального кодекса РФ гласит: «В случае отсутствия закона, регулирующего спорное отношение, суд применяет закон, регулирующий сходные отношения, а при отсутствии такого закона суд исходит из общих начал и смысла советского законодательства”. Аналогичное положение содержит и в Арбитражного процессуального кодекса РФ.
Из этого следует, что суд при отсутствии надлежащей нормы должен в основу решения положить правило, выведенное самим судом из общих начал и смысла законов, т. е. фактически создать правило, пригодное, по мнению судьи, для регулирования спорного правоотношения. Чем же в действительности в подобных случаях руководствуется судья? Прежде всего, сложившейся судебной практикой или, точнее, правилами, которые применялись судами ранее при рассмотрении аналогичных дел. Лишь при отсутствии такой практики судья самостоятельно формулирует соответствующее правило, позволяющее разрешить спор. Каково же юридическое значение данных правил?
Степень устойчивости правопорядка любого государства во многом зависит от соблюдения принципа единообразия судебной практики. Игнорирование судом правил, созданных им самим, ставит под сомнение законность вынесенных решений, в основу которых это правило было положено. С другой стороны, при подтверждении судом высшей инстанции правильности принятого решения либо при использовании вышестоящим судом при рассмотрении аналогичного дела правила, созданного судом низшей инстанции, авторитет этого правила усиливается и оно становится образцом разрешения таких дел в нижестоящих судах. В таких обстоятельствах любой судья при вынесении решения обязан руководствоваться правилами, выработанными практикой.
Требование о необходимости единообразия при рассмотрении дел судами нашло отражение и в Конституции РФ, согласно которой на Верховный Суд (ст. 126) и Высший Арбитражный Суд (ст. 127) возложены функции осуществления судебного надзора за деятельностью нижестоящих судов и дачи разъяснений по вопросам судебной практики. Такого рода разъяснения обычно оформляются как постановления пленумов. Данные разъяснения носят юридически обязательный характер, и суды в своей практике используют их наряду с законом в качестве оснований для принятия решений.
Вопрос нормативности постановлений уже давно обсуждается, но этим не исчерпывается проблема нормотворчества судебных органов. Только ли в постановлениях пленумов могут содержаться нормы права? Очевидно, нет. В частности, судам общей юрисдикции подведомствены дела о признании недействительными нормативных актов, не соответствующих закону. Однако действие правовой нормы не может быть прекращено правоприменительным актом (решением суда). Следовательно, данные решения содержат в себе нормы права, в связи с чем, совершенно логично отнести их к категории источников права.
Рассматривая проблему судебного нормотворчества, следует обратить внимание и на такую категорию актов, как письма Высшего Арбитражного Суда РФ, вопросы юридической силы которых в литературе практически не исследовались. Вместе с тем такие письма, применяемые в арбитражной практике, представляют особый интерес. Условно можно все письма разделить на два вида. К первому относятся информационные письма, разъясняющие отдельные положения законодательства. По существу, они могли бы выступать лишь в качестве актов толкования, но на практике в некоторые из них включаются новые правила, не содержащиеся в разъясняемой норме.
К другому виду писем относятся письма с обзорами практики рассмотрения споров по отдельным категориям дел. В чем заключается цель, преследуемая Высшим Арбитражным Судом при издании таких писем? Очевидно, в том, чтобы на примерах судебной практики указать на ошибки, допускаемые судами при разрешении споров, и показать правильный выход при разрешении подобного спора, который может возникнуть в будущем. Более того, в обзоры включаются дела (примеры дел), правильность решения которых подтверждает Высший Арбитражный Суд.
Все приведенные выше случаи говорят о том, что Верховный Суд и Высший Арбитражный Суд на практике принимают акты, подлежащие обязательному соблюдению судами, а следовательно, и регулирующие определенным образом конкретные правоотношения. Соответственно, можно сделать вывод, что фактически данные судебные органы в действительности осуществляют нормотворческую функцию.
О судебной системе Российской Федерации. ФКЗ №1- ФКЗ от 31 декабря 1996 года (в ред. Федеральных конституционных законов от 15.12.2001 № 5-ФКЗ, от 04.07.2003 № 3-ФКЗ)
Ю.А. Тихомиров, И.В. Котелевская. Правовые акты. Учебно-практическое и справочное пособие. М., 1999. С. 17.
Лившиц Р.З.. Современная теория права. Краткий очерк. М., 1992. - С. 46.
См.: Иванов С. А. Трудовое право переходного периода: новые источники // Государство и право. 1996. № 1. С. 43-52; Жуйков В. М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. М., 1997; Судебная практика как источник права. М., 1997; Ржевский В. А., Чепурнова Н. М. Судебная власть в Российской Федерации: конституционные основы организации и деятельности. М., 1998, и др.
О конституционном суде Российской Федерации от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ (в ред. Федеральных конституционных законов от 08.02.2001 № 1-ФКЗ, от 15.12.2001 № 4-ФКЗ)
Теория государства и права. Екатеринбург. 1996. С. 374-375.
Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации № 138-ФЗ от 14 ноября 2002 года (в ред. Федерального закона от 30.06.2003 №6-ФЗ, с изм., внесенными Постановлением Конституционного Суда РФ 18.07.2003 №13-П
Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации № 95-ФЗ 24 июля 2002 года
Проблемы соотношения судебного толкования права
Одним из наиболее острых и оживленно обсуждаемых теоретико-практических вопросов, связанных с функционированием судебной власти, является проблема судебного правотворчества. Речь идет о том, может ли суд, наряду с толкованием и применением права, заниматься еще и созданием новых правовых норм, или, что то же самое, может ли судебная практика в России выступать в качестве источника права.
По данному вопросу продолжают высказываться самые полярные точки зрения. Сохраняется достаточно большая группа авторитетных специалистов, которые отрицают возможность рассмотрения судебных решений в качестве источников права. Их аргументы сводятся в основном к тому, что это противоречило бы принципу разделения властей и что правотворческие полномочия судам в российской правовой системе не предоставлены. Так, по мнению В. С. Нерсесянца, «это однозначно следует из конституционной концепции российской правовой государственности и конституционной регламентации принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную… Основной смысл разделения властей
состоит в таком разграничении функций, правомочий и сфер Деятельности этих властей, чтобы каждая из них занималась своим делом. Необходимое при этом взаимодействие властей (как и соответствующая система сдержек и противовесов) может и должно осуществляться только в строгом и последовательном соответствии с требованием принципа разделения властей. Иначе получится признание принципа разделения властей лишь на словах, а фактически - смешение их функций, правомочий и сфер деятельности, наделение, например, судебной власти также и законодательными полномочиями».
Впрочем данные утверждения остаются в значительной степени спорными, так как ни Конституция РФ, ни текущее законодательство не дают четкой схемы закрепления тех или иных видов юридической деятельности (правотворческая, интерпретационная, правоприменительная и т. п.) за отдельными ветвями власти; как правило, имеет место «перекрестная», смешанная модель, когда каждая
из ветвей власти в том или ином объеме осуществляет все эти виды деятельности. Поэтому нет оснований отказывать суду в правотворческих полномочиях со ссылками на принцип разделения властей.
Согласно ст. 10 Конституции Российской Федерации, государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную.
Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны. Из этих конституционных положений нельзя сделать никакого вывода относительно возможности или невозможности осуществления судами правотворческой деятельности. Хотя правотворчество традиционно «закрепляется» в качестве основной функции за органами законодательной власти, речь не идет ни о какой монополии в данной сфере. В частности, органы исполнительной власти занимаются правотворческой деятельностью не менее, если не более, интенсивно (по крайней мере, в количественном измерении), чем законодательные органы. Однако подобное положение дел давно уже рассматривается как естественное и само собой разумеющееся и не становится поводом для обвинений в нарушении принципа разделения властей. Следовательно, нет веских оснований применять этот аргумент и в отношении судебной власти.
Если обратиться к теоретической модели разделения властей,
то она также не дает однозначного решения этой проблемы. Родоначальник теории разделения властей Ш. Л. Монтескье вообще выделял не «ветви» власти, а три «рода» власти: «В силу первой власти государь или учреждение создает законы, временные или постоянные, и исправляет или отменяет существующие законы.
В силу второй власти он объявляет войну или заключает мир, посылает или принимает послов, обеспечивает безопасность, предотвращает нашествия. В силу третьей власти он карает преступления и разрешает столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной, а вторую – просто исполнительной властью государства». Соединение разных «родов» властей в одних руках, согласно Монтескье, крайне нежелательно для государства, но вовсе не является чем-то невозможным, а наоборот, довольно часто встречается
на практике. Рассматриваемый случай, а именно возможность создания судами правовых норм, отнюдь не может считаться «соединением в одних руках» разных родов власти, хотя бы потому, что суд не претендует на издание законов. Интересно при этом, что эталоном разделения властей для Монтескье стала Англия - именно то государство, в котором традиция судебного правотворчества всегда была наиболее развитой среди всех европейских стран.
Еще одно возражение против признания возможности судебного правотворчества в российской правовой системе заключается в том, что «в Конституции РФ закреплены и основы формирующейся российской правовой системы, которая продолжает оставаться в рамках континентально-европейской (романо-германской) семьи правовых систем. Применительно к рассматриваемой нами теме следует помнить, что в рамках континентальных правовых систем
(в силу их типологических особенностей, закономерностей их формирования и развития и т. д.) отсутствует судебное правотворчество (судебный прецедент и т. д.) как источник права, что, напротив,
характерно для англосаксонской системы права».
Отрицание судебного правотворчества в России на том основании, что наше государство относится к романо-германской правовой семье, также не обладает большой убедительностью. Во-первых, принадлежность России к романо-германской правовой системе далеко не очевидна и часто подвергается сомнению; во-вторых, многие страны романо-германского права признают правотворческие полномочия судов. Как отмечает ведущий исследователь этой проблемы М. Н. Марченко, «уязвимость рассматриваемого аргумента
заключается также в том, что он исходит из посылки неприятия прецедента как источника права в романо-германской правовой
семье. А это, безусловно, не так. Считается общеизвестным, что прецедент, не будучи признанным в качестве источника романо-германского права формально, выступает в качестве такового
реально. Это подтверждается повседневной практикой использования данного источника права судами всех относящихся к романо-германской правовой семье стран».
Сторонники противоположного мнения, признающие судебную практику источником права, в основном указывают на то, что судебные решения уже фактически приобрели этот статус независимо от официального признания, так как суды при рассмотрении конкретных дел пользуются как образцами ранее вынесенными решениями и приговорами по аналогичным делам, а также соответствующими разъяснениями высших судебных инстанций.
Например, Н. Н. Вопленко указывает, что судебные решения
«по своему фактическому статусу выполняют функции источников права, в то время как официально они таковыми не признаны… Они помогают правоприменительным органам правильно квалифицировать общественные отношения, являющиеся предметом правоприменения, в режиме сочетания законности и справедливости рассмотреть и разрешить юридическое дело…».
Однако подобные аргументы также не выглядят безупречными, потому что сам факт использования чего-либо в правосудии для выработки или обоснования судебного решения, строго говоря, еще не является критерием источника права. Ведь источник права,
согласно общепринятому определению, - это внешний способ выражения и закрепления правового предписания, а не просто то, что используется в судебном процессе. Таким образом, для обоснования того, что судебное решение или любое другое явление представляет собой источник права, необходимо прежде всего продемонстрировать, что оно выступает формой для такого содержания, которое удовлетворяет признакам правовых норм (предписаний).
Однако в наши задачи не входит принципиальное решение вопроса о признании возможности или невозможности судебного правотворчества в России. Постараемся лишь прояснить относительно частный аспект этой проблемы, связанный с соотношением судебного правотворчества и судебного толкования.
Как правило, в юридической литературе правотворчество и толкование права рассматриваются как два совершенно самостоятельных вида юридической деятельности; возможность их совпадения или даже частичного пересечения обычно не рассматривается.
Внешне различия между правотворческой и интерпретационной деятельностью представляются достаточно очевидными, так как заложены в содержание самих терминов. Действительно, творчество - это процесс, в ходе которого благодаря активности субъекта создается, появляется нечто новое, ранее не существовавшее. Правотворчество в российской теории права традиционно определяется как «форма государственной деятельности, направленная на создание правовых норм, а также на их дальнейшее совершенствование, изменение или отмену». Таким образом, к творчеству в сфере права отнесено не только созидание правовых норм, но и деятельность «с обратным знаком», в результате которой нормы, напротив, перестают существовать.
Толкование как интеллектуальная деятельность направлено на поиск смысла, заложенного в некотором объекте. Следовательно, оно предполагает, что этот объект уже существует и доступен для познания, в отличие от творчества, которое само конструирует свой предмет. Поэтому толкование понимается чаще всего как «деятельность по установлению содержания правового акта для его практической реализации».
Таким образом, казалось бы, вопрос о соотношении этих явлений достаточно ясен. Они имеют различную направленность
и представляют собой вполне обособленные стадии в механизме правового регулирования. Правотворчество всегда предшествует толкованию права, потому что для интерпретации текста необходимо, чтобы этот текст уже кем-то был создан. Толкование права представляет собой необходимую промежуточную стадию между правотворчеством и правореализацией, так как для приведения своих действий в соответствие с требованиями права необходимо
в первую очередь понимать смысл этих требований.
Вместе с тем остается нерешенным вопрос о возможности взаимного «наложения» этих двух явлений, т. е. о том, могут ли в правовой жизни общества встречаться такие ситуации, когда толкование права одновременно является правотворчеством. Следует сразу отметить, что общие представления о творчестве и толковании как социокультурных феноменах вовсе не исключают такого совпадения, потому что толкование может одновременно являться творчеством, более того, чаще всего именно так и происходит.
Например, израильский судья А. Барак отмечает: «Существуют легальные проблемы, на которые изначально есть несколько законных ответов. Конечно, мы не можем и не желаем иметь законодательную систему, которая обеспечивает авансом, заранее все легальные ответы на все легальные вопросы. Творчество в процессе суда - осуществление справедливости - естественно для самого закона. Закон без судебных полномочий - это тело без души.
Судебное творчество - часть законного процессуального существования. Это сотворение правосудия - воплощение судебного законодательства - и есть главная задача Верховного Суда».
Творческий характер толкования права однозначно признается,
в частности, А. Ф. Черданцевым, и хотя автор напрямую не отождествляет толкование и правотворчество, неизбежно возникает вопрос: а что же выступает продуктом творчества при толковании, если не право?
Возможность того, что в процессе толкования может возникнуть новая правовая норма, официально (формально-юридически) не закреплена, но из этого нельзя сделать вывод, будто бы такой вариант
исключен. Дело в том, что сами понятия «правовая норма», «источник права», «правотворчество» и т. п. являются по своей природе доктринальными и по большей части в официальных законодательных текстах вообще не встречаются. Применение к самому законодательному процессу термина «правотворческий» также бытует лишь в научном языке и в официальных нормативных текстах отсутствует.
В этой связи теряют всякий смысл аргументы, в соответствии
с которыми акты судебного толкования права официально не признаются в России источниками права. Неясно в таком случае, что же понимается под официальным признанием, так как ни одно правовое явление на уровне нормативных текстов вообще не провозглашается источником права – это относится в том числе к самим законам, подзаконным актам, международным договорам и т. п. Например, Конституция Российской Федерации так определяет собственный статус: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации» (ч. 1 ст. 15). Общеобязательность законов закрепляется следующим образом: «Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы» (ч. 2 ст. 15). Как видим, напрямую ни Конституция, ни законы источниками права не объявлены.
То же самое касается аналогичного аргумента: «Ни Конституцией РФ, ни федеральными конституционными законами «О судебной системе Российской Федерации», «О Конституционном Суде Российской Федерации», ни другими законодательными актами РФ, регламентирующими деятельность судов, органы судебной власти не наделяются правотворческой функцией». Ознакомление с указанными и иными российскими законами покажет, что не только судебные, но и никакие другие государственные органы прямо не наделены «правотворческой функцией» - подобный термин в законодательстве отсутствует. Означает ли это, что правотворчество
в России вообще не осуществляется?
Следовательно, нельзя считать, будто акты судебного толкования не являются источниками права, лишь на основании отсутствия «официального признания». Поэтому при решении вопроса о соотношении судебного толкования и правотворчества следует обратиться к содержанию и структуре самих этих явлений. При этом заслуживает внимания то, что описанное выше различие в природе и объектах этих видов юридической деятельности не кардинально
и на самом деле между ними обнаруживается довольно много общего.
Действительно, в структуре толкования права выделяется не только «уяснение», которое направлено именно на выявление смысла какого-то текста, уже существующего как некоторая объективная данность. Другой элемент толкования права - это «разъяснение», которое, как и правотворчество, означает создание какого-то нового текста, отражающего результаты проведенной аналитической работы по уяснению смысла правовой нормы.
Разъяснение также предстает в словесной, текстуальной форме -
в виде акта толкования права. Следовательно, необходимо выяснить, не может ли результат толкования-разъяснения быть одновременно источником права (в этом случае можно было бы констатировать, что правотворчество и толкование права иногда сливаются).
Источник (форма) права распознается среди иных юридических и социальных явлений по признаку своего содержания, каковым выступают правовые нормы. Руководствуясь нормативным правопониманием, можно выделить такие основные свойства права, как установленность или санкционированность государством, общеобязательность, нормативность, формальная определенность. Следовательно, такой текст, содержание которого будет обладать этими признаками, может признаваться источником права.
По признакам государственного санкционирования и общеобязательности не могут быть источниками права акты так называемого неофициального толкования, потому что они исходят не от властных субъектов, а от индивидуальных лиц, не наделенных официальными полномочиями. Однако судебные органы дают именно официальное толкование права, которое, по определению, носит юридически обязывающий характер.
Обязательность актов официального судебного толкования прямо вытекает из действующего законодательства. Статья 6 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» именуется «Обязательность судебных постановлений» и гласит, что вступившие в законную силу постановления федеральных судов, мировых судей и судов субъектов Российской Федерации, а также другие их акты − законные распоряжения, требования, поручения, вызовы и другие обращения являются обязательными для всех без исключения органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации.
Конституционный суд Российской Федерации издает постановления на основании ст. 125 Конституции РФ, Верховный суд
и Высший арбитражный суд Российской Федерации дают разъяснения по вопросам судебной практики на основании соответственно ст. 126 и 127 Конституции РФ. При этом Федеральный конституционный закон «Об арбитражных судах в Российской Федерации» развивает приведенные выше положения Федерального конституционного закона «О судебной системе». Пункт 1 ч. 1 ст. 13 Закона
«Об арбитражных судах в Российской Федерации» гласит, что Пленум Высшего арбитражного суда Российской Федерации рассматривает материалы изучения и обобщения практики применения
законов и иных нормативных правовых актов арбитражными судами и дает разъяснения по вопросам судебной практики. Согласно
ч. 2 той же ст. 13, по вопросам своего ведения Пленум Высшего арбитражного суда Российской Федерации принимает постановления, обязательные для арбитражных судов в Российской Федерации.
Кроме того, акты судебного толкования:
Издаются государственными органами, наделенными властью (санкционированность);
Представляют собой письменные документы, обладающие строго определенной формой (формальная определенность);
Могут носить общий характер и распространяться на неопределенное число случаев (нормативность).
В литературе уже высказывались мнения, что акты судебного толкования права (в частности, разъяснения Пленума Верховного суда) обладают всеми признаками нормативно-правового акта.
«То обстоятельство, что данные разъяснения являются актами официального толкования права, нисколько не препятствует им одновременно быть источниками права. Собственно, это качество вообще характерно для всех актов официального толкования». Поддерживая
в целом этот ход рассуждений, считаем необходимым внести некоторую корректировку: нельзя утверждать, что источниками права являются все акты официального толкования, так как среди последних встречаются и акты казуального характера (т. е. привязанные к обстоятельствам конкретного дела), которые лишены свойства нормативности.
В классической работе «Официальное толкование норм права» Н. Н. Вопленко возражал против отождествления актов официального толкования с источниками права. В подтверждение приводились два основные аргумента:
1) официальные разъяснения не могут применяться самостоятельно, т. е. без разъясняемых ими правовых норм, имеют силу
и значение только в течение срока действия толкуемых норм, а значит, имеют лишь вспомогательное значение;
2) в качестве содержания актов официального толкования выступает разъяснение структурных элементов правовых норм.
Думается, что несамостоятельность, вторичность актов судебного толкования как по содержанию, структуре, так и по сроку действия, еще не служит достаточным аргументом против признания их источниками права. Не существует такого требования к источникам права, как их полная самостоятельность и независимость. Напротив, значительная часть источников права носит вспомогательный
характер, зависит по содержанию от других источников, обладающих более высокой юридической силой (например, подзаконные нормативные акты - по отношению к законам).
При явном нежелании признавать акты официального толкования особым видом источников права, разумеется, трудно игнорировать существенное сходство между ними. В качестве своеобразного компромисса для характеристики разъяснений по вопросам судебной практики, издаваемых высшими судебными инстанциями, было предложено использовать понятие «правоположения». «Правоположения, в отличие от норм права, теснее и непосредственно связаны
с юридической практикой, это ″оперативные″ или ″квалификационные″ правила, выражающие потребность единообразного понимания и применения действующего законодательства. В силу своей убедительности, информационного характера и неоднократного применения Правоположения способствуют правильному разрешению юридических дел, содержат в себе конкретизированную идею законности правоприменения по однотипным делам». Совершенно очевидно, что речь в данном случае идет именно об источниках права, так как «тесная и непосредственная связь с юридической практикой», разумеется, не может считаться каким-то реальным отличительным
качеством, в силу которого правоположения не могли бы считаться полноценными юридическими нормами.
В последующем тем же автором было выдвинуто предложение ввести в научный оборот такое относительно новое понятие, как «правотворческое толкование». При этом Н. Н. Вопленко справедливо отмечает, что для традиционного юридического языка это
выражение может показаться непривычным и даже в некоторой степени «резать слух». Суть правотворческого толкования усматривается в том, что его субъектами выступают только высшие
судебные органы РФ и соответствующие судебные органы субъектов Российской Федерации; оно является результатом осуществления функции судебного контроля за законностью действий и нормативных актов органов исполнительной и законодательной власти; выражается в признании проверяемых норм права не соответствующими Конституции или иным нормативным актам, имеющим
более высокую юридическую силу; обладает государственной обязательностью; оказывает прецедентное воздействие на юридическую практику.
С нашей точки зрения, понятие «правотворческое толкование» является вполне корректным и необходимым для адекватного отражения реалий современной правовой жизни. Более того, это понятие
следует распространить не только на случаи «правоотменяющего» действия судебных актов, но и на многие другие акты официального судебного толкования права.
Дело в том, что понятия «толкование права» и «правотворчество» применительно к деятельности судебных органов нисколько не исключают друг друга и могут в значительной степени пересекаться.
Поэтому они в равной степени приемлемы для описания одной и той же деятельности суда, когда он дает официально-властную нормативную интерпретацию того или иного юридического текста. Просто эти описания даются с различных позиций и охватывают разные элементы одного и того же процесса. Если рассматривать деятельность суда, обращенную к тексту законодательного акта и направленную на познание заложенного в нем смысла, то перед нами толкование права. Если акцентировать внимание на последующем издании судом интерпретационного акта, представляющего собой письменный документ, исходящий от компетентного государственного органа и содержащий
новые положения, обязательные к исполнению, - то речь идет, несомненно, о правотворчестве.
Против этого тезиса высказываются возражения, связанные с тем, что толкование не создает никаких новых правовых норм, а только раскрывает смысл, содержащийся в толкуемом положении, и что недопустимо под видом толкования вносить изменения в законодательство. По словам А. В. Аверина, «те функции высших судебных
инстанций, которые названы правотворческой деятельностью, являются не ″творением права″, а его толкованием, не носящим нормативного характера не столько в силу того, что это толкование не является
аутентическим, сколько в силу того, что интерпретационная функция по своей сущности принципиально ″не может творить право″. Толкование (даже аутентическое) лишь объясняет смысл существующей нормы, но не ″творит″ новых норм. Оно призвано обеспечить научно
и практически обоснованную интерпретацию содержания, смысла толкуемой нормы в целях ее единообразного и правильного применения,
а не создание нового общего правового предписания, отступающего
от данной нормы или подменяющего ее».
Однако что же в таком случае понимать под «раскрытием смысла» интерпретируемой нормы, ее «научно и практически обоснованной интерпретацией»? Вероятно, это понимание возможно только путем создания какого-то нового текста, не совпадающего с уже существующим, - дословное повторение того же самого не может считаться «раскрытием смысла». Итак, акт толкования права должен нести в себе какое-то новое содержание; это содержание, в случае
с судебным толкованием, имеет юридическую силу; если оно к тому же распространяется на неопределенный круг схожих субъектов и случаев, то, по всей видимости, носит нормативный характер.
Таким образом, «раскрытие смысла» законодательного положения, по логике официального судебного толкования права, возможно
в форме создания новых правовых норм. По мнению Н. В. Витрука, «официальное толкование отдельных положений Конституции РФ практически невозможно осуществить, не формулируя новых положений нормативного характера, имеющих юридическую силу, равную самой Конституции».
Что касается «подмены» или отступления от исходной (интерпретируемой) правовой нормы, то об этом речи не идет, потому что акт разъяснения, разумеется, не претендует на то, чтобы вытеснить или отодвинуть толкуемый закон. Акт толкования носит сугубо подчиненный характер по отношению к законодательному акту, развивая его отдельные положения.
Например, 16 июня 1998 г. Конституционный суд Российской Федерации вынес постановление по делу о толковании отдельных положений ст. 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации. Поводом к рассмотрению дела явились запросы Законодательного собрания Республики Карелия и Государственного совета Республики Коми. Как указали заявители, в результате неопределенности в понимании компетенции судов, установленной ст. 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации, в правоприменительной практике имели место случаи признания неконституционными нормативных актов, перечисленных в пп. «а» и «б» ч. 2 и в ч. 4 ст. 125, иными помимо Конституционного суда Российской Федерации судами.
Рассмотрев обстоятельства дела, Конституционный суд пришел к выводу, что суды общей юрисдикции и арбитражные суды не могут признавать названные в ст. 125 Конституции (пп. «а» и «б» чч. 2 и 4) акты не соответствующими Конституции Российской Федерации и потому утрачивающими юридическую силу (п. 1 резолютивной части). Этот результат был получен путем логического
и систематического толкования Конституции. В самом тексте Конституции такое положение непосредственно не содержится, хотя
и вытекает из него. Разумеется, такое толкование могло быть дано
в ходе правоприменительной практики или на доктринальном уровне; однако вывод, корректный по существу, но не имеющий обязательной силы или сделанный в отношении конкретного случая,
не равнозначен положению общего характера, закрепленному
в официальном документе высшего судебного органа и носящему общеобязательный характер в силу прямого указания закона.
Кроме того, в том же постановлении Конституционный суд формулирует еще одно принципиальное нормативное положение: «Суд общей юрисдикции или арбитражный суд, придя к выводу о несоответствии Конституции Российской Федерации федерального
закона или закона субъекта Российской Федерации, не вправе применить его в конкретном деле и обязан обратиться в Конституционный суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности этого закона» (п. 2 резолютивной части). Конституционный суд вменяет иным судам обязанность обращения с таким запросом, ссылаясь на чч. 2, 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее ст. 2, 15, 18, 19, 47, 118 и 120, причем независимо от того, было ли разрешено дело, рассматриваемое судом, отказавшимся от применения неконституционного, по его мнению, закона на основе непосредственно действующих норм Конституции Российской Федерации. Такое правило ранее отсутствовало в российском законодательстве. Таким образом, осуществляя свое полномочие по официальному толкованию Конституции, Конституционный суд фактически создал и ввел в действие новую правовую норму обязывающего характера.
Еще один случай, когда акт судебного толкования тесно смыкается с актом правотворчества - это решения судов, принимаемые в порядке нормоконтроля. Речь идет о судебных решениях, которыми признаются незаконными и отменяются нормативные акты иных органов государственной власти. Как отмечают В. И. Анишина и Г. А. Гаджиев, отменяя какой-либо нормативный запрет, суд фактически по-новому регулирует соответствующие общественные отношения, вводит новый порядок реализации субъективных прав. «Юридическая сила таких судебных решений по меньшей мере равна тому нормативному акту, который оспаривается в суде. И это предусмотрено процессуальными нормами. Так, согласно ст. 253 ГПК РФ решение о признании нормативного правового акта или его части недействующими влечет за собой утрату силы этого нормативного правового акта или его части… Свойства негативного законодательствования здесь налицо, и они органично присущи таким судебным решениям».
Вполне естественно, что подобные акты «негативного правотворчества» одновременно представляют собой акты толкования права,
потому что для того, чтобы признать незаконным какой-либо нормативный акт, необходимо произвести интерпретацию его положений,
а также положений того закона, которому он предположительно противоречит, и этот вариант толкования находит свое отражение в судебном решении, приобретая тем самым официально-властный, авторитетный характер, становясь «прецедентом толкования».
Стоит отметить, что именно соединением правотворчества и толкования права характеризуется и современная модель прецедентного права в англосаксонских странах: «В настоящее время в странах ″общего права″ судьи в основном занимаются толкованием статутов,
и их деятельность, таким образом, связана с правоприменением.
Судебное прочтение статута становится, в свою очередь, прецедентом, только так называемым ″прецедентом толкования″. Прецеденты толкования отличаются тем, что они основаны на законе. Таким образом, современное прецедентное право в основном развивается посредством именно прецедентов толкования, а не ″чистых″ прецедентов».
Итак, соотношение судебного толкования права и правотворчества может выступать в трех основных вариантах:
1) правотворчество во всех случаях предшествует судебному толкованию, так как интерпретации подвергается та норма, которая уже создана, применяется и имеет юридическую силу;
2) правотворчество может следовать за судебным толкованием, если в результате толкования выявлены пробелы, коллизии и другие недостатки правового регулирования, которые впоследствии устраняются в ходе правотворческого процесса;
3) правотворчество может совпадать
с судебным толкованием
в случае, когда судебный орган осуществляет официальное нормативное толкование правовых предписаний.
Выводы по главе 1
Толкование как познавательная процедура представляет собой явление, органически присущее человеческой цивилизации. Оно возникает и актуализируется в ситуации так называемого когнитивного диссонанса, когда появляется некоторый разлад между имеющимся опытом человека (социальной группы) и поступающей новой информацией. Толкование (интерпретация) основано на использовании рациональных мыслительных процедур и этим отличается
от интуитивного постижения («инсайта»).
Толкование (лат. interpretatio) - познавательная процедура установления содержания понятия, разъяснение неясного или скрытого значения символа или текста посредством установления истинного соответствия между символом и репрезентируемым им фрагментом онтологической реальности.
Повышенная значимость вопросов, связанных с судебным толкованием права, обусловлена такими особенностями этого вида толкования, как специфика субъектов, процедур, оснований, последствий и др. Суд является независимым и самостоятельным органом, занимающим особо привилегированное положение в государственном механизме; его решения априори носят общеобязательный характер; деятельность суда протекает в рамках строгой юридической процедуры, и даваемое им толкование права может проходить многократную перепроверку
посредством инстанционной системы обжалования. Но при этом суд
не вправе корректировать, видоизменять смысл применяемого им закона.
Объектом судебного толкования права следует считать не отвлеченную «волю законодателя», а непосредственный смысл нормативного текста, который формируется в процессе своеобразного творческого «диалога» судьи с законом.
Судебное толкование права выполняет такие основные функции, как познавательная, селекционная, канонизирующая, практическая. В качестве основных видов судебного толкования права можно выделить: нормативное и казуальное; «встроенное» и «выделенное».
Кроме того, в ряде случаев судебное толкование права может одновременно выполнять функции правотворчества (так называемое «правотворческое толкование»). Слияние толкования права и правотворчества не противоречит существу правосудия, так как два эти вида деятельности в действительности не исключают друг друга. В результате уяснения той или иной правовой нормы может возникнуть необходимость в издании разъясняющего документа, который на основании прямых указаний действующего российского законодательства (ст. 6 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», ч. 2 ст. 13 Федерального конституционного закона «Об арбитражных судах в Российской Федерации») сам обладает свойствами юридической обязательности и нормативности.
Подобного рода источники права носят вторичный характер и не подменяют собой исходный законодательный акт.
Глава 2. Судебное толкование права
В конце 2009 года наметилась тенденция утверждающая, что в скором времени Конституционный Суд может решить судьбу «прецедентного права» в России. Он рассмотрит вопрос о конституционности норм Арбитражного процессуального кодекса, позволяющих Высшему арбитражному суду (ВАС) направлять судебную практику нижестоящих инстанций. Важность этого вопроса трудно переоценить. В сущности, перед КС поставлен вопрос о том, есть ли у Верховного суда и ВАС право высказывать обязательные для судов правовые позиции - давать интерпретации законодательным нормам (как в конкретных делах, так и «абстрактно», в постановлениях пленумов).
Спор о том, вправе ли высшие суды не только применять нормы права, но и (при необходимости) создавать или уточнять их, имеет долгую историю. В последнее время полемика обострилась. Наблюдается явная мобилизация противников судейского нормотворчества. В октябре бывший зампред Конституционного суда (КС) Тамара Морщакова выступила на Сенатских чтениях в Петербурге с речью о том, как «ориентировка на вышестоящие инстанции уничтожает правосудие» и независимость судей: принцип верховенства права подменяется ориентацией на разъяснения вышестоящего суда. В ноябре эта тема была развита в статьях Виктора Жуйкова и Елены Новиковой, а затем и самой Морщаковой в «Ведомостях».
Чем хорош прецедент
Как пишет издание «Ведомости» - «у читателя может возникнуть недоумение: почему споры о прецедентности так обострились? Причина в развитии информационных технологий. Огромное количество судебных решений, содержание которых в прежние времена было бы известно лишь лицам, вовлеченным в разбирательство, стали доступными для быстрого и удобного поиска. Стало можно сравнивать судебные акты по аналогичным делам и выявлять несоответствия между ними. Разнобой в судебной практике, прежде скрытый от глаз, начинает выпирать наружу».
Все более настоятельную необходимость обеспечить единообразие могут удовлетворить только высшие судебные инстанции. Поэтому их «праворазъяснительная» деятельность активизируется, а конкретные решения обретают более отчётливый прецедентный характер. То, что эти решения сами бывают противоречивы, как подчеркивает обозреватель «Коммерсанта» Ольга Плешанова, достойно сожаления, но со временем может быть исправлено.
Конечно, российским судьям еще нужно осваивать технику использования прецедентных решений. В первую очередь, distinguishing (способность находить и оценивать различия между обстоятельствами рассматриваемого дела и предшествующими похожими делами). Нужна публичность особых мнений судей - они хорошо выявляют противоречия и слабости решения суда (то есть большинства судей), привлекают к ним внимание прессы.
ВАС двигается в этом направлении. Его председателю Антону Иванову удалось добиться отмены правила, по которому особые мнения скрывались от участников процесса. Но основное различие между господствующими стилями судебных решений в России и англосаксонских странах сохраняется: у нас правовые проблемы нередко затушёвываются. Суд стремится представить дело так, будто есть одно верное решение - его собственное. Факты и доводы, не укладывающиеся в логику суда, замалчиваются. Но скупое и упрощённое изложение фактов делает текст прецедентного решения бесполезным для будущих дел. Англосаксонский стиль, наоборот, делает акцент на проблемах, их открытом обсуждении. Каждый судья обязан выразить своё мнение в тексте решения, что делает невозможным мнимое единомыслие и затушёвывание проблем.
Международные коммерческие организации не случайно делают выбор в пользу правовых систем стран прецедентного права, особенно Англии и США. Оно обеспечивает правоприменению большую гибкость, стабильность и нюансированность. Там, где твёрдо установлен принцип обязывающего прецедента, предсказуемость судебных решений значительно выше. В условиях модернизации правовая система России крайне нуждается в этих качествах.