Дворянское гнездо в сокращении по главам. Дворянское гнездо И
"Дворянское гнездо", И.С. Тургенев
Первым, как водится, весть о возвращении Лаврецкого принес в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна, вдова бывшего губернского прокурора, в свои пятьдесят лет сохранившая в чертах известную приятность, благоволит к нему, да и дом её из приятнейших в городе О… Зато Марфа Тимофеевна Пестова, семидесятилетняя сестра отца Марии Дмитриевны, не жалует Гедеоновского за склонность присочинять и болтливость. Да что взять - попович, хотя и статский советник.
Впрочем, Марфе Тимофеевне угодить вообще мудрено. Вот ведь не жалует она и Паншина - всеобщего любимца, завидного жениха, первого кавалера. Владимир Николаевич играет на фортепиано, сочиняет романсы на собственные же слова, неплохо рисует, декламирует. Он вполне светский человек, образован и ловок. Вообще же, он петербургский чиновник по особым поручениям, камер-юнкер, прибывший в О… с каким-то заданием. У Калитиных он бывает ради Лизы, девятнадцатилетней дочери Марии Дмитриевны. И, похоже, намерения его серьезные. Но Марфа Тимофеевна уверена: не такого мужа стоит её любимица. Невысоко ставит Паншина и Лизин учитель музыки Христофор Федорович Лемм, немолодой, непривлекательный и не очень удачливый немец, тайно влюбленный в свою ученицу.
Прибытие из-за границы Федора Ивановича Лаврецкого - событие для города заметное. История его переходит из уст в уста. В Париже он случайно уличил жену в измене. Более того, после разрыва красавица Варвара Павловна получила скандальную европейскую известность.
Обитателям калитинского дома, впрочем, не показалось, что он выглядит как жертва. От него по-прежнему веет степным здоровьем, долговечной силой. Только в глазах видна усталость.
Вообще-то Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был человеком жестким, дерзким, умным и лукавым. Прабабка, вспыльчивая, мстительная цыганка, ни в чем не уступала мужу. Дед Петр, правда, был уже простой степной барин. Его сын Иван (отец Федора Ивановича) воспитывался, однако, французом, поклонником Жан Жака Руссо: так распорядилась тетка, у которой он жил. (Сестра его Глафира росла при родителях.) Премудрость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребывала, не смешавшись с кровью, не проникнув в душу.
По возвращении к родителям Ивану показалось грязно и дико в родном доме. Это не помешало ему обратить внимание на горничную матушки Маланью, очень хорошенькую, умную и кроткую девушку. Разразился скандал: Ивана отец лишил наследства, а девку приказал отправить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по дороге Маланью и обвенчался с нею. Пристроив молодую жену у родственников Пестовых, Дмитрия Тимофеевича и Марфы Тимофеевны, сам отправился в Петербург, а потом за границу. В деревне Пестовых и родился 20 августа 1807 г. Федор. Прошел почти год, прежде чем Маланья Сергеевна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку сурового Петра Андреевича.
Счастливый отец младенца окончательно вернулся в Россию лишь через двенадцать лет. Маланья Сергеевна к этому времени умерла, и мальчика воспитывала тетка Глафира Андреевна, некрасивая, завистливая, недобрая и властная. Федю отняли у матери и передали Глафире еще при её жизни. Он видел мать не каждый день и любил её страстно, но смутно чувствовал, что между ним и ею существовала нерушимая преграда. Тетку Федя боялся, не смел пикнуть при ней.
Вернувшись, Иван Петрович сам занялся воспитанием сына. Одел его по-шотландски и нанял ему швейцара. Гимнастика, естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло и геральдика составили стержень воспитательной системы. Будили мальчика в четыре утра; окатив холодной водой, заставляли бегать вокруг столба на веревке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стрелять из арбалета. Когда Феде минуло шестнадцать лет, отец стал воспитывать в нем презрение к женщинам.
Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отправился в Москву и в двадцать три года поступил в университет. Странное воспитание дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взглянуть в глаза. Сошелся он только с Михалевичем, энтузиастом и стихотворцем. Этот-то Михалевич и познакомил друга с семейством красавицы Варвары Павловны Коробьиной. Двадцатишестилетний ребенок лишь теперь понял, для чего стоит жить. Варенька была очаровательна, умна и порядочно образованна, могла поговорить о театре, играла на фортепиано.
Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Университет был оставлен (не за студента же выходить замуж), и началась счастливая жизнь. Глафира была удалена, и на место управительницы прибыл генерал Коробьин, папенька Варвары Павловны; а чета укатила в Петербург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отправились за границу и осели в Париже. Варвара Павловна мгновенно обжилась здесь и стала блистать в обществе. Скоро, однако, в руки Лаврецкого попала любовная записка, адресованная жене, которой он так слепо доверял. Сначала его охватило бешенство, желание убить обоих («прадед мой мужиков за ребра вешал»), но потом, распорядившись письмом о ежегодном денежном содержании жене и о выезде генерала Коробьина из имения, отправился в Италию. Газеты тиражировали дурные слухи о жене. Из них же узнал, что у него родилась дочь. Появилось равнодушие ко всему. И все же через четыре года захотелось вернуться домой, в город О…, но поселиться в Лавриках, где они с Варей провели первые счастливые дни, он не захотел. Лиза с первой же встречи обратила на себя его внимание. Заметил он около нее и Паншина. Мария Дмитриевна не скрыла, что камер-юнкер без ума от её дочери. Марфа же Тимофеевна, правда, по-прежнему считала, что Лизе за Паншиным не быть. В Васильевском Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Тишина неспешной уединенной жизни обступила его. И какая сила, какое здоровье было в этой бездейственной тишине.
Дни шли однообразно, но он не скучал: занимался хозяйством, ездил верхом, читал. Недели через три поехал в О… к Калитиным. Застал у них Лемма. Вечером, отправившись проводить его, задержался у него. Старик был тронут и признался, что пишет музыку, кое-что сыграл и спел. В Васильевском разговор о поэзии и музыке незаметно перешел в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был категоричен: она его не любит, просто слушается маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, т. е. душа его не прекрасна Лиза и Лаврецкий все больше доверяли друг другу. Не без стеснения спросила она однажды о причинах его разрыва с женой: как же можно разрывать то, что Бог соединил? Вы должны простить. Она уверена, что надо прощать и покоряться. Этому еще в детстве научила её няня Агафья, рассказывавшая житие пречистой девы, жития святых и отшельников, водившая в церковь. Собственный её пример воспитывал покорность, кротость и чувство долга. Неожиданно в Васильевском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспевает, но говорил так же горячо, как в молодости, читал собственные стихи: «…И я сжег все, чему поклонялся,/ Поклонился всему, что сжигал». Потом друзья долго и громко спорили, обеспокоив продолжавшего гостить Лемма. Нельзя желать только счастья в жизни. Это означает - строить на песке. Нужна вера, а без нее Лаврецкий - жалкий вольтерьянец. Нет веры - нет и откровения, нет понимания, что делать. Нужно чистое, неземное существо, которое исторгнет его из апатии.
После Михалевича прибыли в Васильевское Калитины. Дни прошли радостно и беззаботно. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», - думал о Лизе Лаврецкий. Провожая верхом их карету, он спросил: «Ведь мы друзья теперь?..» Она кивнула в ответ. В следующий вечер, просматривая французские журналы и газеты, Федор Иванович наткнулся на сообщение о внезапной кончине царицы модных парижских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он уже был у Калитиных. «Что с вами?» - поинтересовалась Лиза. Он передал ей текст сообщения. Теперь он свободен. «Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении…» - возразила она и в завершение разговора отплатила таким же доверием: Паншин просит её руки. Она вовсе не влюблена в него, но готова послушаться маменьку. Лаврецкий упросил Лизу подумать, не выходить замуж без любви, по чувству долга. В тот же вечер Лиза попросила Паншина не торопить её с ответом и сообщила об этом Лаврецкому. Все последующие дни в ней чувствовалась тайная тревога, она будто даже избегала Лаврецко-го. А его настораживало еще и отсутствие подтверждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, решилась ли она дать ответ Паншину, произнесла, что ничего не знает. Сама себя не знает. В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упрекать новейшее поколение, говорил, что Россия отстала от Европы (мы даже мышеловки не выдумали). Он говорил красиво, но с тайным озлоблением. Лаврецкий неожиданно стал возражать и разбил противника, доказав невозможность скачков и надменных переделок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздраженный Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? Пахать землю и стараться как можно лучше её пахать. Лиза все время спора была на стороне Лаврецкого.
Презрение светского чиновника к России её оскорбило. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расходятся только в одном, но Лиза втайне надеялась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло. Все понемногу расходились, и Лаврецкий тихо вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах показался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он тихо позвал её и, усадив под липами, проговорил: «…Меня привело сюда… Я люблю вас». Возвращаясь по заснувшим улицам, полный радостного чувства, он услышал дивные звуки музыки. Он обратился туда, откуда неслись они, и позвал: Лемм! Старик показался в окне и, узнав его, бросил ключ. Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного. Он подошел и обнял старика. Тот помолчал, затем улыбнулся и заплакал: «Это я сделал, ибо я великий музыкант». На другой день Лаврецкий съездил в Васильевское и уже вечером вернулся в город, В передней его встретил запах сильных духов, тут же стояли баулы. Переступив порог гостиной, он увидел жену. Сбивчиво и многословно она стала умолять простить её, хотя бы ради ни в чем не виноватой перед ним дочери: Ада, проси вместе со мной своего отца. Он предложил ей поселиться в Лавриках, но никогда не рассчитывать на возобновление отношений. Варвара Павловна была сама покорность, но в тот же день посетила Калитиных. Там уже состоялось окончательное объяснение Лизы и Паншина. Мария Дмитриевна была в отчаянии. Варвара Павловна сумела занять, а потом и расположить её в свою пользу, намекнула, что Федор Иванович не лишил её окончательно «своего присутствия». Лиза получила записку Лаврецкого, и встреча с его женой не была для нее неожиданностью («Поделом мне»). Она держалась стоически в присутствии женщины, которую когда-то любил «он». Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, поговорила о литературе, о Париже, заняла полусветской, полухудожественной болтовней. Расставаясь, Мария Дмитриевна выразила готовность попытаться примирить её с мужем. Лаврецкий вновь появился в калитинском доме, когда получил записку Лизы с приглашением зайти к ним. Он сразу поднялся к Марфе Тимофеевне. Та нашла предлог оставить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что им остается исполнить свой долг. Федор Иванович должен помириться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога. Когда Лаврецкий спускался вниз, лакей пригласил его к Марье Дмитриевне. Та заговорила о раскаянии его жены, просила простить её, а потом, предложив принять её из рук в руки, вывела из-за ширмы Варвару Павловну.
Просьбы и уже знакомые сцены повторились. Лаврецкий наконец пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчитает договор нарушенным, если она позволит себе выехать из Лавриков. На следующее утро он отвез жену и дочь в Лаврики и через неделю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну навестил Паншин и прогостил три дня. Через год до Лаврецкого дошла весть, что Лиза постриглась в монастыре, в одном из отдаленных краев России. По прошествии какого-то времени он посетил этот монастырь. Лиза прошла близко от него - и не взглянула, только ресницы её чуть дрогнули и еще сильнее сжались пальцы, держащие четки. А Варвара Павловна очень скоро переехала в Петербург, потом - в Париж. Около нее появился новый поклонник, гвардеец необыкновенной крепости сложения. Она никогда не приглашает его на свои модные вечера, но в остальном он пользуется её расположением вполне. Прошло восемь лет. Лаврецкий вновь посетил О… Старшие обитательницы калитинского дома уже умерли, и здесь царствовала молодежь: младшая сестра Лизы, Леночка, и её жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошелся по всем комнатам. В гостиной стояло то же самое фортепиано, у окна стояли те же самые пяльцы, что и тогда. Только обои были другими. В саду он увидел ту же скамейку и прошелся по той же аллее. Грусть его была томительна, хотя в нем уже совершался тот перелом, без которого нельзя остаться порядочным человеком: он перестал думать о собственном счастье.
Первым, как водится, весть о возвращении Лаврецкого принес в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна, вдова бывшего губернского прокурора, в свои пятьдесят лет сохранившая в чертах известную приятность, благоволит к нему, да и дом её из приятнейших в городе О… Зато Марфа Тимофеевна Пестова, семидесятилетняя сестра отца Марии Дмитриевны, не жалует Гедеоновского за склонность присочинять и болтливость. Да что взять - попович, хотя и статский советник.
Впрочем, Марфе Тимофеевне угодить вообще мудрено. Вот ведь не жалует она и Паншина - всеобщего любимца, завидного жениха, первого кавалера. Владимир Николаевич играет на фортепиано, сочиняет романсы на собственные же слова, неплохо рисует, декламирует. Он вполне светский человек, образован и ловок. Вообще же, он петербургский чиновник по особым поручениям, камер-юнкер, прибывший в О… с каким-то заданием. У Калитиных он бывает ради Лизы, девятнадцатилетней дочери Марии Дмитриевны. И, похоже, намерения его серьезные. Но Марфа Тимофеевна уверена: не такого мужа стоит её любимица. Невысоко ставит Паншина и Лизин учитель музыки Христофор Федорович Лемм, немолодой, непривлекательный и не очень удачливый немец, тайно влюбленный в свою ученицу.
Прибытие из-за границы Федора Ивановича Лаврецкого - событие для города заметное. История его переходит из уст в уста. В Париже он случайно уличил жену в измене. Более того, после разрыва красавица Варвара Павловна получила скандальную европейскую известность.
Обитателям калитинского дома, впрочем, не показалось, что он выглядит как жертва. От него по-прежнему веет степным здоровьем, долговечной силой. Только в глазах видна усталость.
Вообще-то Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был человеком жестким, дерзким, умным и лукавым. Прабабка, вспыльчивая, мстительная цыганка, ни в чем не уступала мужу. Дед Петр, правда, был уже простой степной барин. Его сын Иван (отец Федора Ивановича) воспитывался, однако, французом, поклонником Жан Жака Руссо: так распорядилась тетка, у которой он жил. (Сестра его Глафира росла при родителях.) Премудрость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребывала, не смешавшись с кровью, не проникнув в душу.
По возвращении к родителям Ивану показалось грязно и дико в родном доме. Это не помешало ему обратить внимание на горничную матушки Маланью, очень хорошенькую, умную и кроткую девушку. Разразился скандал: Ивана отец лишил наследства, а девку приказал отправить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по дороге Маланью и обвенчался с нею. Пристроив молодую жену у родственников Пестовых, Дмитрия Тимофеевича и Марфы Тимофеевны, сам отправился в Петербург, а потом за границу. В деревне Пестовых и родился 20 августа 1807 г. Федор. Прошел почти год, прежде чем Маланья Сергеевна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку сурового Петра Андреевича.
Счастливый отец младенца окончательно вернулся в Россию лишь через двенадцать лет. Маланья Сергеевна к этому времени умерла, и мальчика воспитывала тетка Глафира Андреевна, некрасивая, завистливая, недобрая и властная. Федю отняли у матери и передали Глафире ещё при её жизни. Он видел мать не каждый день и любил её страстно, но смутно чувствовал, что между ним и ею существовала нерушимая преграда. Тетку Федя боялся, не смел пикнуть при ней.
Вернувшись, Иван Петрович сам занялся воспитанием сына. Одел его по-шотландски и нанял ему швейцара. Гимнастика, естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло и геральдика составили стержень воспитательной системы. Будили мальчика в четыре утра; окатив холодной водой, заставляли бегать вокруг столба на веревке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стрелять из арбалета. Когда Феде минуло шестнадцать лет, отец стал воспитывать в нем презрение к женщинам.
Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отправился в Москву и в двадцать три года поступил в университет. Странное воспитание дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взглянуть в глаза. Сошелся он только с Михалевичем, энтузиастом и стихотворцем. Этот-то Михалевич и познакомил друга с семейством красавицы Варвары Павловны Коробьиной. Двадцатишестилетний ребенок лишь теперь понял, для чего стоит жить. Варенька была очаровательна, умна и порядочно образованна, могла поговорить о театре, играла на фортепиано.
Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Университет был оставлен (не за студента же выходить замуж), и началась счастливая жизнь. Глафира была удалена, и на место управительницы прибыл генерал Коробьин, папенька Варвары Павловны; а чета укатила в Петербург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отправились за границу и осели в Париже. Варвара Павловна мгновенно обжилась здесь и стала блистать в обществе. Скоро, однако, в руки Лаврецкого попала любовная записка, адресованная жене, которой он так слепо доверял. Сначала его охватило бешенство, желание убить обоих («прадед мой мужиков за ребра вешал»), но потом, распорядившись письмом о ежегодном денежном содержании жене и о выезде генерала Коробьина из имения, отправился в Италию. Газеты тиражировали дурные слухи о жене. Из них же узнал, что у него родилась дочь. Появилось равнодушие ко всему. И все же через четыре года захотелось вернуться домой, в город О…, но поселиться в Лавриках, где они с Варей провели первые счастливые дни, он не захотел.
Лиза с первой же встречи обратила на себя его внимание. Заметил он около нее и Паншина. Мария Дмитриевна не скрыла, что камер-юнкер без ума от её дочери. Марфа же Тимофеевна, правда, по-прежнему считала, что Лизе за Паншиным не быть.
В Васильевском Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Тишина неспешной уединенной жизни обступила его. И какая сила, какое здоровье было в этой бездейственной тишине. Дни шли однообразно, но он не скучал: занимался хозяйством, ездил верхом, читал.
Недели через три поехал в О… к Калитиным. Застал у них Лемма. Вечером, отправившись проводить его, задержался у него. Старик был тронут и признался, что пишет музыку, кое-что сыграл и спел.
В Васильевском разговор о поэзии и музыке незаметно перешел в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был категоричен: она его не любит, просто слушается маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, т.е. душа его не прекрасна
Лиза и Лаврецкий все больше доверяли друг другу. Не без стеснения спросила она однажды о причинах его разрыва с женой: как же можно разрывать то, что Бог соединил? Вы должны простить. Она уверена, что надо прощать и покоряться. Эт-
ому ещё в детстве научила её няня Агафья, рассказывавшая житие пречистой девы, жития святых и отшельников, водившая в церковь. Собственный её пример воспитывал покорность, кротость и чувство долга.
Неожиданно в Васильевском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспевает, но говорил так же горячо, как в молодости, читал собственные стихи: «…И я сжег все, чему поклонялся,/ Поклонился всему, что сжигал».
Потом друзья долго и громко спорили, обеспокоив продолжавшего гостить Лемма. Нельзя желать только счастья в жизни. Это означает - строить на песке. Нужна вера, а без нее Лаврецкий - жалкий вольтерьянец. Нет веры - нет и откровения, нет понимания, что делать. Нужно чистое, неземное существо, которое исторгнет его из апатии.
После Михалевича прибыли в Васильевское Калитины. Дни прошли радостно и беззаботно. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», - думал о Лизе Лаврецкий. Провожая верхом их карету, он спросил: «Ведь мы друзья теперь?.." Она кивнула в ответ.
В следующий вечер, просматривая французские журналы и газеты, Федор Иванович наткнулся на сообщение о внезапной кончине царицы модных парижских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он уже был у Калитиных. «Что с вами?» - поинтересовалась Лиза. Он передал ей текст сообщения. Теперь он свободен. «Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении…» - возразила она и в завершение разговора отплатила таким же доверием: Паншин просит её руки. Она вовсе не влюблена в него, но готова послушаться маменьку. Лаврецкий упросил Лизу подумать, не выходить замуж без любви, по чувству долга. В тот же вечер Лиза попросила Паншина не торопить её с ответом и сообщила об этом Лаврецкому. Все последующие дни в ней чувствовалась тайная тревога, она будто даже избегала Лаврецко-го. А его настораживало ещё и отсутствие подтверждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, решилась ли она дать ответ Паншину, произнесла, что ничего не знает. Сама себя не знает.
В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упрекать новейшее поколение, говорил, что Россия отстала от Европы (мы даже мышеловки не выдумали). Он говорил красиво, но с тайным озлоблением. Лаврецкий неожиданно стал возражать и разбил противника, доказав невозможность скачков и надменных переделок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздраженный Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? Пахать землю и стараться как можно лучше её пахать.
Лиза все время спора была на стороне Лаврецкого. Презрение светского чиновника к России её оскорбило. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расходятся только в одном, но Лиза втайне надеялась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло.
Все понемногу расходились, и Лаврецкий тихо вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах показался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он тихо позвал её и, усадив под липами, проговорил: «…Меня привело сюда… Я люблю вас».
Возвращаясь по заснувшим улицам, полный радостного чувства, он услышал дивные звуки музыки. Он обратился туда, откуда неслись они, и позвал: Лемм! Старик показался в окне и, узнав его, бросил ключ. Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного. Он подошел и обнял старика. Тот помолчал, затем улыбнулся и заплакал: «Это я сделал, ибо я великий музыкант».
На другой день Лаврецкий съездил в Васильевское и уже вечером вернулся в город, В передней его встретил запах сильных духов, тут же стояли баулы. Переступив порог гостиной, он увидел жену. Сбивчиво и многословно она стала умолять простить её, хотя бы ради ни в чем не виноватой перед ним дочери: Ада, проси вместе со мной своего отца. Он предложил ей поселиться в Лавриках, но никогда не рассчитывать на возобновление отношений. Варвара Павловна была сама покорность, но в тот же день посетила Калитиных. Там уже состоялось окончательное объяснение Лизы и Паншина. Мария Дмитриевна была в отчаянии. Варвара Павловна сумела занять, а потом и расположить её в свою пользу, намекнула, что Федор Иванович не лишил её окончательно «своего присутствия». Лиза получила записку Лаврецкого, и встреча с его женой не была для нее неожиданностью («Поделом мне»). Она держалась стоически в присутствии женщины, которую когда-то любил «он».
Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, поговорила о литературе, о Париже, заняла полусветской, полухудожественной болтовней. Расставаясь, Мария Дмитриевна выразила готовность попытаться примирить её с мужем.
Лаврецкий вновь появился в калитинском доме, когда получил записку Лизы с приглашением зайти к ним. Он сразу поднялся к Марфе Тимофеевне. Та нашла предлог оставить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что им остается исполнить свой долг. Федор Иванович должен помириться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога.
Когда Лаврецкий спускался вниз, лакей пригласил его к Марье Дмитриевне. Та заговорила о раскаянии его жены, просила простить её, а потом, предложив принять её из рук в руки, вывела из-за ширмы Варвару Павловну. Просьбы и уже знакомые сцены повторились. Лаврецкий наконец пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчитает договор нарушенным, если она позволит себе выехать из Лавриков.
На следующее утро он отвез жену и дочь в Лаврики и через неделю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну навестил Паншин и прогостил три дня.
Через год до Лаврецкого дошла весть, что Лиза постриглась в монастыре, в одном из отдаленных краев России. По прошествии какого-то времени он посетил этот монастырь. Лиза прошла близко от него - и не взглянула, только ресницы её чуть дрогнули и ещё сильнее сжались пальцы, держащие четки.
А Варвара Павловна очень скоро переехала в Петербург, потом - в Париж. Около нее появился новый поклонник, гвардеец необыкновенной крепости сложения. Она никогда не приглашает его на свои модные вечера, но в остальном он пользуется её расположением вполне.
Прошло восемь лет. Лаврецкий вновь посетил О… Старшие обитательницы калитинского дома уже умерли, и здесь царствовала молодежь: младшая сестра Лизы, Леночка, и её жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошелся по всем комнатам. В гостиной стояло то же самое фортепиано, у окна стояли те же самые пяльцы, что и тогда. Только обои были другими.
В саду он увидел ту же скамейку и прошелся по той же аллее. Грусть его была томительна, хотя в нем уже совершался тот перелом, без которого нельзя остаться порядочным человеком: он перестал думать о собственном счастье.
«Дворянское гнездо» - повесть, написанная великим писателем И. С. Тургеневым в 1858 году. В этом романе дворянство показано на всех уровнях: от жителей мелкой усадьбы до самых верхов элитного общества. Данной повестью И. Тругенев хотел отобразить такие процессы, как:
- судьба лучших из дворянства, их отличие среди других «типичных» дворян и причины сохранения нравственности;
- отображения жизни народа, взаимодействие дворянства и крестьянства;
- проблема любви и самопожертвования во имя нее.
Сама повесть начинается со знакомства читателя с Федором Лаврецким. Он прибыл из Парижа, где ему пришлось испытать страшный позор. Его супруга Варвара Павловна изменила ему, чем заслужила себе довольно громкую и сомнительную славу. Именно эта история становится главным слухом в обществе. В доме Калитиных тоже становится известно о возвращении дворянина. Дальше рассказывается о самом Федоре, который, как оказывается, является сыном знатного дворянина и простой крестьянки.
Маленькому Федору пришлось пройти немало всего. Его разлучили с родной матерью, приставив к нему тётке, а отец с годами стал воспитывать в сыне ненависть к женщинам. Из-за этого юному Федору было сложно сходиться с людьми, но в остальном он получил первоклассное образование и был полноправным наследником семьи Лаврецких. Через несколько лет после смерти отца Федор знакомиться с красавицей Варварой Павловной, на которой после и женился.
В Париже чета Лаврецких оказалась по настоянию врачей, которые советовали паре сменить обстановку. Дело в том, что у них погиб ребенок, и обоим нужно было начать новую жизнь. В Париже все шло отлично, пока Федор не узнал об измене жены. Не выдержав такого разочарования, он бросает Варвару и возвращается домой. Приехал Лаврецкий в Васильевское, где осел в семейной усадьбе. Он живет спокойной жизнью, когда в семье Калитиных не все так спокойно.
Лиза пытается обратить на себя внимание Федора, когда свою дочь Марья Дмитриевна хочет выдать за камер-юнкера Паншина. Кажется, против этой идеи выступает их бабушка Марфа Тимофеевна. Но все возможные споры прерывает новость – Лаврецкий хочет навестить Калитиных. Лиза и Федор начинают доверять друг другу. Девушка не понимает, почему брак Лаврецкого распался. Нужно быть покорным и прощать, именно об этом она говорит мужчине.
К Калитиным приезжает еще и Михалевич, любитель сочинять стихи. Федор все больше думает о Лизе, но убеждает, что его чувства к ней чисто дружеские. На следующий день Лаврецкий узнает, что его супруга внезапно скончалась. Это известие сильно ранит его. Доверившись Лизе, он рассказывает о происшествии. Та же просит у него совета: Паншин попросил её руки. Поддавшись неясной тревоге, Федор советует не торопиться и жениться только по любви.
Лиза начинает избегать Лаврецкого, тревожась за свои чувства. Сам Лаврецкий так и не получил подтверждения о смерти Варвары. Вокруг нарастает напряжение. Однажды вечером между Лаврецким и Паншиним завязывается спор. Светский чиновник не высокого мнения о Родине, когда Лаврецкий всячески защищает родную землю. Лиза полностью на стороне Федоре. После они встречаются, и Лаврецкий понимает, что любит эту девушку. Лиза замечает насколько они похожи, но ее удручает, что Федор не верит в Бога.
Когда возлюбленные на минуту решили, что их чувствам суждено жить, как вдруг приезжает Варвара. Она умоляет Лаврецкого простить её ради их дочери. Федор все равно не прощает изменщицу, но позволяет жить той в Лавриках. Никакого возобновления отношений не будет. Варвара Павловна едет к Калитиным, и разговаривает с Лизой. Сама Лиза начинает думать, что сам Бог не хочет её любви с Федором. Об этом она говорит Лаврецкому, и просит его исполнить свой долг перед женой, а она выполнит свой долг перед семьей и Богом.
Лаврецкий мирится с женой, но их отношения так и не налаживаются. Лиза, не в силах полюбить Паншина, уходит в монастырь. Попытка поговорить с новоявленной монахиней у Федора не выходит. Варварва Павловна не выдерживает жизни в поместье, покидает мужа, и уезжает в Париж, где у нее сразу появляется достойный воздыхатель. Проходит время, почти восемь лет. Лаврецкий приезжает в дом Калитиных, замечая, что жизнь там изменилась. Там уже подросла младшая сестра Лизы, Лена, которая вскоре выйдет замуж. Лаврецкого гложет ностальгия, он понимает, что больше не может думать о собственном счастье. В нем случился огромный перелом, который не сделает его прежним.
В дом Калитиных пришла весть о возвращении Лаврецкого. Сообщил об этом Гедеоновский. Пятидесятилетняя вдова бывшего прокурора губернии Мария Дмитриевна очень благоволит к нему. Женщина великолепно сохранилась для своего возраста, а ее дом один из самых приятных в городе. Зато ее семидесятилетняя тетушка, Пестова Марфа Тимофеевна, недолюбливает Гедеоновского по причине его болтливости и склонности приврать.
Вообще, Марфе Тимофеевне угодить сложно.
Даже всеобщего любимца Паншина она не жалует. А ведь Владимир Николаевич считается завидным женихом: образован, сочиняет романсы, играет на фортепиано, хорошо рисует, декламирует, а по службе он является петербургским чиновником, прибывшим в О. по особым поручениям. Паншин имеет серьезные намерения по отношению к дочери Марии Дмитриевны, девятнадцатилетней Лизе. Марфа Тимофеевна уверена, что ее любимица достойна жениха получше. И Лизин учитель музыки, Лемм Христофор Федорович (непривлекательный, немолодой и не слишком удачливый немец), не считает Паншина подходящим женихом для Лизы. Возможно, потому что сам в нее тайно влюблен.
Возвращение из-за границы Лаврецкого Федора Ивановича – заметное событие для города.
Говорят, что в Париже он совершенно случайно уличил в измене красавицу-жену. Произошел разрыв, после которого Варвара Павловна получила скандальную известность, а Федор Иванович вернулся на родину. Правда, выглядел он совсем не как жертва: крепок, здоров, только в глазах видна усталость.
Федор Иванович – человек крепкой породы. Все его предки обладали сильным характером. Его отец воспитывался французом, поклонником Руссо (так распорядилась тетушка, у которой он жил). Но премудрость XVIII в. так и не смогла проникнуть в душу Ивана Петровича. После возвращения в родительский дом, Иван почувствовал грязь и дикость тамошней обстановки, но это не помешало ему обратить свое внимание на симпатичную горничную Маланью. Разразился жуткий скандал, отец лишил Ивана наследства, а Маланью отослал в деревню. Однако Ивану удалось выкрасть девушку и тайно с ней обвенчаться. Молодую жену он пристроил у родственников Пестовых (Марфы Тимофеевны и Дмитрия Тимофеевича), а сам отправился за границу. Там же, в деревне Пестовых, Федор и появился на свет. Только через год Маланья вместе с сыном смогла приехать в дом Лаврецких (мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку, после чего суровый Петр Андреевич проявил к ним свою благосклонность).
Иван вернулся в Россию только через двенадцать лет. К этому времени Маланья умерла, а Федю воспитывала злая и завистливая тетка Глафира Андреевна, которую он жутко боялся и при ней даже пикнуть не смел.
Когда отец Федора вернулся, он лично занялся воспитанием сына. Мальчик обучался естественным наукам, математике, международному праву, столярному ремеслу и геральдике. Режим дня у Федора был очень жестким (будили в четыре утра, окатив холодной водой, кормили один раз в день). С шестнадцати лет отец стал воспитывать в сыне презрение к женщинам.
После смерти отца Лаврецкий приехал в Москву и поступил в университет. Жесткое воспитание имело свои последствия. У Лаврецкого практически не было друзей, он так и не сумел завязать отношения ни с одной женщиной. Единственный друг Лаврецкого, энтузиаст и стихотворец Михалевич, познакомил его с семейством Коробьиных. Впервые двадцатишестилетний юноша осознал, в чем заключается смысл жизни. Варвара Павловна была просто очаровательна, а кроме того умна, порядочна и образованна. Они поженились и через полгода прибыли в Лаврики. Университет был заброшен, и началась счастливая семейная жизнь. Тетку Глафиру отослали, а на ее место управительницы прибыл отец Варвары Павловны, генерал Коробьин. Молодая чета уехала в Петербург, где вскоре у них родился сын. Ребенок почти сразу умер, а молодые супруги, по совету врачей, отправились за границу. Обосновались они в Париже. Варвара Павловна быстро обжилась на новом месте и стала блистать в светском обществе. Однажды, Лаврецкий, слепо доверявший своей жене, уличил ее в измене (нашел любовную записку). Сначала, в порыве бешенства, он хотел убить обоих. Затем, успокоившись, он назначил ежегодное содержание жене, распорядился о выезде из имения генерала Коробьина, а сам отправился в Италию. Уже из газет Лаврецкий узнал, что у него родилась дочь. Он оставался равнодушен ко всему и только через четыре года вернулся домой, в город О.
Побывав в доме Калитиных, Лаврецкий сразу обратил внимание на Лизу. В своем имении он зажил тихой и спокойной жизнью: занялся хозяйством, читал и ездил верхом. Иногда он бывал у Калитиных. Постепенно они с Лизой стали очень доверять друг другу. Однажды она спросила Лаврецкого о причинах разрыва с женой. Он поделился с ней, но Лиза была уверена, что Лаврецкому нужно простить супругу, ведь нельзя разрывать то, что соединил Бог.
Неожиданно в имении Лаврецкого появился Михалевич. Он постарел, не преуспевал, но говорил по-прежнему складно и читал стихи. Друзья долго спорили о смысле жизни и о счастье, которое невозможно без веры и вдохновения.
Вскоре Федор Иванович из газет узнает о смерти своей жены. На следующий день он приезжает к Калитиным и сообщает Лизе о том, что он теперь свободен. Лиза по-прежнему говорит ему о прощении и о покорности. Она откровенно рассказывает Лаврецкому о том, что Паншин сделал ей предложение. Девушка не любит его, но готова следовать воле матери. Лаврецкий убеждает ее не спешить с ответом, и Лиза в тот же вечер говорит Паншину, что пока не готова принять решение. Лаврецкого беспокоит отсутствие подтверждений новости о смерти жены.
Однажды тихим летним вечером в гостиной Паншин и Лаврецкий сошлись в споре по поводу отсталой России и преуспевающей Европы. Лаврецкий очень резко осадил светского чиновника, отстаивая право отчизны на свой особый путь развития. Во время спора Лиза наблюдала за ними обоими и поняла, что она полностью поддерживает Лаврецкого. Оказывается, у них одинаковые взгляды на все, кроме одного, но она надеялась со временем привить ему веру в Бога.
В тот же вечер Лаврецкий и Лиза объяснились друг другу в любви. На следующий день в имении Лаврецкого объявилась его жена с дочерью Адой. Она начала слезно умолять его о прощении, хотя бы ради дочери. Он предложил им поселиться в Лавриках, но возобновлять свои отношения с супругой Лаврецкий был не намерен. Варвара Павловна покорно согласилась, но в тот же вечер побывала в доме Калитиных, где ей удалось расположить к себе Марию Дмитриевну, и та пообещала помочь ей помириться с мужем.
Лиза окончательно объяснилась с Паншиным. Этим она сильно расстроила матушку. О возвращении Варвары Павловны Лиза была осведомлена заранее, благодаря записке Лаврецкого. Ей было тяжело, но она стойко держалась в присутствии этой женщины.
Позже Лаврецкий получил записку от Лизы. Он пришел в дом Калитиных, чтобы поговорить с ней. Лиза сказала, что он должен помириться с женой, ведь такова воля Бога. Затем Лаврецкий был приглашен к Марии Дмитриевне, где уже была Варвара Павловна. Снова начались мольбы и уговоры, Лаврецкий вынужден был уступить. Он отвез жену и дочь в Лаврики, а сам уехал в Москву.
Первым, как водится, весть о возвра-щении Лаврец-кого принес в дом Кали-тиных Гедео-нов-ский. Мария Дмит-ри-евна, вдова бывшего губерн-ского проку-рора, в свои пять-десят лет сохра-нившая в чертах известную прият-ность, благо-волит к нему, да и дом её из прият-нейших в городе О... Зато Марфа Тимо-фе-евна Пестова, семи-де-ся-ти-летняя сестра отца Марии Дмит-ри-евны, не жалует Гедео-нов-ского за склон-ность присо-чи-нять и болт-ли-вость. Да что взять — попович, хотя и стат-ский советник.
Впрочем, Марфе Тимо-фе-евне угодить вообще мудрено. Вот ведь не жалует она и Паншина — всеоб-щего любимца, завид-ного жениха, первого кава-лера. Владимир Нико-ла-евич играет на форте-пиано, сочи-няет романсы на собственные же слова, неплохо рисует, декла-ми-рует. Он вполне свет-ский человек, обра-зован и ловок. Вообще же, он петер-бург-ский чиновник по особым пору-че-ниям, камер-юнкер, прибывший в О... с каким-то зада-нием. У Кали-тиных он бывает ради Лизы, девят-на-дца-ти-летней дочери Марии Дмит-ри-евны. И, похоже, наме-рения его серьезные. Но Марфа Тимо-фе-евна уверена: не такого мужа стоит её люби-мица. Невы-соко ставит Паншина и Лизин учитель музыки Христофор Федо-рович Лемм, немо-лодой, непри-вле-ка-тельный и не очень удач-ливый немец, тайно влюб-ленный в свою ученицу.
Прибытие из-за границы Федора Ивано-вича Лаврец-кого — событие для города заметное. История его пере-ходит из уст в уста. В Париже он случайно уличил жену в измене. Более того, после разрыва краса-вица Варвара Павловна полу-чила скан-дальную евро-пей-скую извест-ность.
Обита-телям кали-тин-ского дома, впрочем, не пока-за-лось, что он выглядит как жертва. От него по-преж-нему веет степным здоро-вьем, долго-вечной силой. Только в глазах видна уста-лость.
Вообще-то Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был чело-веком жестким, дерзким, умным и лукавым. Прабабка, вспыль-чивая, мсти-тельная цыганка, ни в чем не усту-пала мужу. Дед Петр, правда, был уже простой степной барин. Его сын Иван (отец Федора Ивано-вича) воспи-ты-вался, однако, фран-цузом, поклон-ником Жан Жака Руссо: так распо-ря-ди-лась тетка, у которой он жил. (Сестра его Глафира росла при роди-телях.) Премуд-рость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребы-вала, не смешав-шись с кровью, не проникнув в душу.
По возвра-щении к роди-телям Ивану пока-за-лось грязно и дико в родном доме. Это не поме-шало ему обра-тить внимание на горничную матушки Маланью, очень хоро-шенькую, умную и кроткую девушку. Разра-зился скандал: Ивана отец лишил наслед-ства, а девку приказал отпра-вить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по дороге Маланью и обвен-чался с нею. Пристроив молодую жену у родствен-ников Пестовых, Дмитрия Тимо-фе-е-вича и Марфы Тимо-фе-евны, сам отпра-вился в Петер-бург, а потом за границу. В деревне Пестовых и родился 20 августа 1807 г. Федор. Прошел почти год, прежде чем Маланья Серге-евна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку суро-вого Петра Андре-евича.
Счаст-ливый отец младенца окон-ча-тельно вернулся в Россию лишь через двена-дцать лет. Маланья Серге-евна к этому времени умерла, и маль-чика воспи-ты-вала тетка Глафира Андре-евна, некра-сивая, завист-ливая, недобрая и властная. Федю отняли у матери и пере-дали Глафире ещё при её жизни. Он видел мать не каждый день и любил её страстно, но смутно чувствовал, что между ним и ею суще-ство-вала неру-шимая преграда. Тетку Федя боялся, не смел пикнуть при ней.
Вернув-шись, Иван Петрович сам занялся воспи-та-нием сына. Одел его по-шотландски и нанял ему швей-цара. Гимна-стика, есте-ственные науки, между-на-родное право, мате-ма-тика, столярное ремесло и гераль-дика соста-вили стер-жень воспи-та-тельной системы. Будили маль-чика в четыре утра; окатив холодной водой, застав-ляли бегать вокруг столба на веревке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стре-лять из арба-лета. Когда Феде минуло шест-на-дцать лет, отец стал воспи-ты-вать в нем презрение к женщинам.
Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отпра-вился в Москву и в двадцать три года поступил в универ-ситет. Странное воспи-тание дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взгля-нуть в глаза. Сошелся он только с Михале-вичем, энту-зи-а-стом и стихо-творцем. Этот-то Михалевич и позна-комил друга с семей-ством краса-вицы Варвары Павловны Коро-бьиной. Двадца-ти-ше-сти-летний ребенок лишь теперь понял, для чего стоит жить. Варенька была очаро-ва-тельна, умна и поря-дочно обра-зо-ванна, могла пого-во-рить о театре, играла на форте-пиано.
Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Универ-ситет был оставлен (не за студента же выхо-дить замуж), и нача-лась счаст-ливая жизнь. Глафира была удалена, и на место упра-ви-тель-ницы прибыл генерал Коро-бьин, папенька Варвары Павловны; а чета укатила в Петер-бург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отпра-ви-лись за границу и осели в Париже. Варвара Павловна мгно-венно обжи-лась здесь и стала блистать в обще-стве. Скоро, однако, в руки Лаврец-кого попала любовная записка, адре-со-ванная жене, которой он так слепо доверял. Сначала его охва-тило бешен-ство, желание убить обоих («прадед мой мужиков за ребра вешал»), но потом, распо-ря-див-шись письмом о ежегодном денежном содер-жании жене и о выезде гене-рала Коро-бьина из имения, отпра-вился в Италию. Газеты тира-жи-ро-вали дурные слухи о жене. Из них же узнал, что у него роди-лась дочь. Появи-лось равно-душие ко всему. И все же через четыре года захо-те-лось вернуться домой, в город О..., но посе-литься в Лавриках, где они с Варей провели первые счаст-ливые дни, он не захотел.
Лиза с первой же встречи обра-тила на себя его внимание. Заметил он около нее и Паншина. Мария Дмит-ри-евна не скрыла, что камер-юнкер без ума от её дочери. Марфа же Тимо-фе-евна, правда, по-преж-нему считала, что Лизе за Паншиным не быть.
В Васи-льев-ском Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Тишина неспешной уеди-ненной жизни обсту-пила его. И какая сила, какое здоровье было в этой бездей-ственной тишине. Дни шли одно-об-разно, но он не скучал: зани-мался хозяй-ством, ездил верхом, читал.
Недели через три поехал в О... к Кали-тиным. Застал у них Лемма. Вечером, отпра-вив-шись прово-дить его, задер-жался у него. Старик был тронут и признался, что пишет музыку, кое-что сыграл и спел.
В Васи-льев-ском разговор о поэзии и музыке неза-метно перешел в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был кате-го-ричен: она его не любит, просто слуша-ется маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, т.е. душа его не прекрасна
Лиза и Лаврецкий все больше дове-ряли друг другу. Не без стес-нения спро-сила она однажды о причинах его разрыва с женой: как же можно разры-вать то, что Бог соединил? Вы должны простить. Она уверена, что надо прощать и поко-ряться. Этому ещё в детстве научила её няня Агафья, расска-зы-вавшая житие пречи-стой девы, жития святых и отшель-ников, водившая в церковь. Собственный её пример воспи-тывал покор-ность, кротость и чувство долга.
Неожи-данно в Васи-льев-ском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспе-вает, но говорил так же горячо, как в моло-дости, читал собственные стихи: «...И я сжег все, чему покло-нялся,/ Покло-нился всему, что сжигал».
Потом друзья долго и громко спорили, обес-по-коив продол-жав-шего гостить Лемма. Нельзя желать только счастья в жизни. Это озна-чает — строить на песке. Нужна вера, а без нее Лаврецкий — жалкий воль-те-рьянец. Нет веры — нет и откро-вения, нет пони-мания, что делать. Нужно чистое, неземное суще-ство, которое исторгнет его из апатии.
После Михале-вича прибыли в Васи-льев-ское Кали-тины. Дни прошли радостно и безза-ботно. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», — думал о Лизе Лаврецкий. Провожая верхом их карету, он спросил: «Ведь мы друзья теперь?..» Она кивнула в ответ.
В следу-ющий вечер, просмат-ривая фран-цуз-ские журналы и газеты, Федор Иванович наткнулся на сооб-щение о внезапной кончине царицы модных париж-ских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он уже был у Кали-тиных. «Что с вами?» — поин-те-ре-со-ва-лась Лиза. Он передал ей текст сооб-щения. Теперь он свободен. «Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении...» — возра-зила она и в завер-шение разго-вора отпла-тила таким же дове-рием: Паншин просит её руки. Она вовсе не влюб-лена в него, но готова послу-шаться маменьку. Лаврецкий упросил Лизу поду-мать, не выхо-дить замуж без любви, по чувству долга. В тот же вечер Лиза попро-сила Паншина не торо-пить её с ответом и сооб-щила об этом Лаврец-кому. Все после-ду-ющие дни в ней чувство-ва-лась тайная тревога, она будто даже избе-гала Лаврец-кого. А его насто-ра-жи-вало ещё и отсут-ствие подтвер-ждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, реши-лась ли она дать ответ Паншину, произ-несла, что ничего не знает. Сама себя не знает.
В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упре-кать новейшее поко-ление, говорил, что Россия отстала от Европы (мы даже мыше-ловки не выду-мали). Он говорил красиво, но с тайным озлоб-ле-нием. Лаврецкий неожи-данно стал возра-жать и разбил против-ника, доказав невоз-мож-ность скачков и надменных пере-делок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздра-женный Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? Пахать землю и стараться как можно лучше её пахать.
Лиза все время спора была на стороне Лаврец-кого. Презрение свет-ского чинов-ника к России её оскор-било. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расхо-дятся только в одном, но Лиза втайне наде-я-лась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло.
Все поне-многу расхо-ди-лись, и Лаврецкий тихо вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах пока-зался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он тихо позвал её и, усадив под липами, прого-ворил: «...Меня привело сюда... Я люблю вас».
Возвра-щаясь по заснувшим улицам, полный радост-ного чувства, он услышал дивные звуки музыки. Он обра-тился туда, откуда неслись они, и позвал: Лемм! Старик пока-зался в окне и, узнав его, бросил ключ. Давно Лаврецкий не слышал ничего подоб-ного. Он подошел и обнял старика. Тот помолчал, затем улыб-нулся и заплакал: «Это я сделал, ибо я великий музы-кант».
На другой день Лаврецкий съездил в Васи-льев-ское и уже вечером вернулся в город, В передней его встретил запах сильных духов, тут же стояли баулы. Пере-ступив порог гостиной, он увидел жену. Сбив-чиво и много-словно она стала умолять простить её, хотя бы ради ни в чем не вино-ватой перед ним дочери: Ада, проси вместе со мной своего отца. Он пред-ложил ей посе-литься в Лавриках, но никогда не рассчи-ты-вать на возоб-нов-ление отно-шений. Варвара Павловна была сама покор-ность, но в тот же день посе-тила Кали-тиных. Там уже состо-я-лось окон-ча-тельное объяс-нение Лизы и Паншина. Мария Дмит-ри-евна была в отча-янии. Варвара Павловна сумела занять, а потом и распо-ло-жить её в свою пользу, намек-нула, что Федор Иванович не лишил её окон-ча-тельно «своего присут-ствия». Лиза полу-чила записку Лаврец-кого, и встреча с его женой не была для нее неожи-дан-но-стью («Поделом мне»). Она держа-лась стои-чески в присут-ствии женщины, которую когда-то любил «он».
Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, пого-во-рила о лите-ра-туре, о Париже, заняла полу-свет-ской, полуху-до-же-ственной болтовней. Расста-ваясь, Мария Дмит-ри-евна выра-зила готов-ность попы-таться прими-рить её с мужем.
Лаврецкий вновь появился в кали-тин-ском доме, когда получил записку Лизы с пригла-ше-нием зайти к ним. Он сразу поднялся к Марфе Тимо-фе-евне. Та нашла предлог оста-вить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что им оста-ется испол-нить свой долг. Федор Иванович должен поми-риться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога.
Когда Лаврецкий спус-кался вниз, лакей пригласил его к Марье Дмит-ри-евне. Та заго-во-рила о раска-янии его жены, просила простить её, а потом, пред-ложив принять её из рук в руки, вывела из-за ширмы Варвару Павловну. Просьбы и уже знакомые сцены повто-ри-лись. Лаврецкий наконец пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчи-тает договор нару-шенным, если она позволит себе выехать из Лавриков.
На следу-ющее утро он отвез жену и дочь в Лаврики и через неделю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну наве-стил Паншин и прого-стил три дня.
Через год до Лаврец-кого дошла весть, что Лиза постриг-лась в мона-стыре, в одном из отда-ленных краев России. По проше-ствии какого-то времени он посетил этот мона-стырь. Лиза прошла близко от него — и не взгля-нула, только ресницы её чуть дрог-нули и ещё сильнее сжались пальцы, держащие четки.
А Варвара Павловна очень скоро пере-ехала в Петер-бург, потом — в Париж. Около нее появился новый поклонник, гвар-деец необык-но-венной крепости сложения. Она никогда не пригла-шает его на свои модные вечера, но в остальном он поль-зу-ется её распо-ло-же-нием вполне.
Прошло восемь лет. Лаврецкий вновь посетил О... Старшие обита-тель-ницы кали-тин-ского дома уже умерли, и здесь царство-вала моло-дежь: младшая сестра Лизы, Леночка, и её жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошелся по всем комнатам. В гостиной стояло то же самое форте-пиано, у окна стояли те же самые пяльцы, что и тогда. Только обои были другими.
В саду он увидел ту же скамейку и прошелся по той же аллее. Грусть его была томи-тельна, хотя в нем уже совер-шался тот перелом, без кото-рого нельзя остаться поря-дочным чело-веком: он пере-стал думать о собственном счастье.